D : DIANA. Сцены английской жизни в тридцати комнатах care home

От Музея: а мы продолжаем публикацию избранных глав из будущего романа Виктории Янушевской — историй о жизни английских пациентов care home (досл.: «дом заботы» = рус. «дом престарелых»), которые, конечно, много больше: о рабочих буднях его персонала, в основном — эмигрантов, и о жизни в Англии вообще. В этой же (четвертой) главе мы представляем нового художника Музея — Илью Артемьева, чья выставка откроется в Пскове в середине февраля.

Читать начало и познакомиться с автором:
B : Barbara. Сцены английской жизни в тридцати комнатах care home

Автор: Виктория Янушевская
Иллюстрации: Илья Артемьев

D : DIANA

Второй месяц я только и слышу: Диана, Диана. «Ты пока в двадцать первую комнату не заходи: Диана не любит новеньких», — в первый же день предупредил Корнел. В нашем доме тридцать комнат — по пятнадцать на каждом этаже. В отделении для постояльцев с тяжелыми формами деменции, где чаще всего работаю я, мы держим двери всех комнат приоткрытыми, за исключением двадцать первой. У Дианы паралич, много лет она прикована к постели и комнату обычно не покидает.

От того, что я никогда не видела Диану, ее имя вскоре стало для меня звучать как шифр или секретное послание, понятное лишь посвященным, закодированное сообщение о чрезвычайной ситуации, как «Инспектор Сэндс» на железнодорожных станциях Англии или «Господин Скайлайт» на морских судах. «Диана попросила», «Диана расстроилась», «Диана осталась недовольна», «Вы же знаете нашу Диану – ей сложно угодить». Одно только упоминание о ней вызывало у коллег священный трепет. Во имя Дианы проходили крестовые походы на кухню, в надежде заполучить что-нибудь сверх утвержденного меню у прижимистых и несговорчивых поваров. Под ее штандартами лукавый шляхтич добывал для отделения новые полотенца, посуду, постельное белье. Распаковывая трофеи, Даниель делано и громко вздыхал, чтобы администратор Джоан в зрительном зале расслышала: «Нам так были нужны новые одеяла. Вот и Диана на прошлой неделе жаловалась — замерзла ночью». К слову сказать, во всех комнатах дома в любое время года тропический пассатный климат, умеренно жаркий и сухой. Я знаю точно, я заношу данные в температурные листы каждое утро: 24-26 градусов.

В январе мне наконец удалось повидать Диану, убедиться, что она существует, но оговорюсь сразу, взаимная симпатия между нами не вспыхнула. К тому времени день стал заметно прибавляться, в саду расцвели подснежники и порывы теплого, влажного ветра напоминали Ленинградскую оттепель, когда хотелось просто бродить после школы по солнечным улицам без всякой цели в пальто нараспашку. И сейчас, по своей северной привычке дорожить теплыми днями, я выходила по раньше на работу, чтоб успеть послушать оглушительный птичий звон, прогуляться через Дикий Сад, а потом краем поля выйти к восточным воротам Дома, застать рассветное солнце, застрявшее в перелеске на холме, дать новому дню легко и без усилий покатиться по склону и успеть в короткой тишине утра заварить чай, накрыть столы, приготовить посуду, обойти комнаты, поболтать с ночной сменой.

Между дневной и ночной сменами отношения всегда напряжённые, как между наследниками. Дневная смена винила ночных коллег во всех грехах и удивлялась, как можно уставать ночью, когда все постояльцы спят, не нужно их кормить, с ними гулять, составлять меню, менять постельное белье и кувшины с водой, вести переговоры с родственниками о пропаже слухового аппарата или очков, осторожно объяснять мужу, что его жена на поздней стадии деменции вряд ли поправится и в скором времени вернется домой. Ночная смена всегда уставшая, с красными глазами, всегда сонная, сорила повсюду пустыми кофейными стаканчиками и мрачно отбивалась: «А вы попробуйте ночью не поспать!»

Но были и любители поработать ночью, такие как Лили. В то утро она не успевала разнести чистые полотенца по комнатам. Питеру было плохо, и она полночи просидела с ним, пока он не уснул. У Лили большое сердце. До начала моей смены оставалось минут двадцать и я решила ей помочь: оставила сумку в гостиной и, не переодеваясь в форму, подхватила полотенца. Двадцать первую комнату я, как обычно, обошла стороной. Лили родом из Индонезии. Даже теплые слова, милые поздравления с Рождеством или Днем Рождения с ее акцентом звучат для меня как окрик, как приказ выйти из строя или решение военного трибунала.

— Ой,— вскрикнула Лили. — Виктория, двадцать первая комната?! Э? Ты забыла, забыла, это деменция, Виктория!

Она захохотала. Лили нравилось, когда люди ошибались. Маленькая Лили смеялась над ними, хлопая себя по бедрам, притопывая ножками и искренне ждала, что они разделят ее веселье. Жестокосердные в ответ строчили жалобы на Лилину грубость и хамство. Кипой докладных на столе менеджера вполне возможно растопить камин и согреть небольшую компанию в зимний вечер. Менеджер однажды вызвала в свой офис, просила быть тактичней, терпеливей, вежливей. Конструктивного диалога не вышло.

— Я сказала — ты ленивый, ленивый! Э! Мусор кто выносит? Э? Лили. Пылесосит? Э? Лили. А что делает Майкл? Э? Она смотрит телевизор. Смотрит телевизор. Я сказала — ты ленивый, ленивый. Я не вру, не вру.

Больше менеджер Лили не вызывала и поручила ее заботам своих заместителей.

Я не рискнула вступать с Лили в спор и не стала объяснять причину, по которой обошла эту комнату, решила тихо проскользнуть в ванную и оставить полотенца там. Медленно повернула дверную ручку, тихо приоткрыла дверь. В комнате горел ночник. Мебель бросала длинные зловещие тени, на стенах были едва различимы старинные гравюры. В комнате пахло, как в музее краеведения. Тихо на цыпочках я добралась до ванной комнаты, беззвучно открыла дверь. Яркий свет вспыхнул едва я ее приоткрыла. Ну конечно! Датчик движения! Я машинально обернулась. Диана не спала, она сидела в груде подушек на кровати, увенчанная короной из розовых бигуди и не мигая смотрела на меня. Ее белое лицо, в тусклом свете ночника, казалось застывшей восковой маской.

«Бигуди! — подумала я. — Она спит в бигуди! Зачем такие неудобства женщине, которая даже не выходит из комнаты?»

— Доброе утро, Диана, — я попыталась улыбнуться.

То ли улыбка была ошибкой, то ли пожелание доброго утра, то ли Диана все это время не спала и с ужасом наблюдала, как совершенно незнакомая женщина в ветровке и джинсах зачем-то крадется в ее ванну, но она незамедлительно пришла в ярость и видно было, как она набирала в легкие воздух, словно упавший ребенок, перед тем как разразиться оглушительным ревом.

— Get out! — просипела Диана.

— Да я просто полотенца занесла, Лили попросила, — оправдывалась я, пятясь к двери.

— Get out! — набирала обороты Диана. Она нащупала трость у своей кровати, ловко подхватила ее и замахнулась. — Get out!!!

Я уже выскочила из комнаты, когда трость с глухим стуком ударилась о дверь, побежала переодеваться, и налетела на Брайна.

— Что случилось, Виктория? Так спешишь на работу? Похвально. Похвально, — закряхтел Брайн. — Пойдём послушаем, что ночная смена скажет. Кстати, ты сегодня работаешь со мной в паре, Корнел сообщил утром, что заболел.

Нас сегодня трое. Брайн обычно приезжает задолго до начала смены, собирая по узким улочкам длинный хвост из мотоциклов, автомобилей, тракторов, автобусов, коневозов, прицепов с сеном и почтовых фургонов. Не раз я заставала это мрачное и торжественное зрелище. Обычно Брайн обстоятельно паркуется, затем долго курит и ходит вокруг машины — проверит шины, протрет зеркальце, погладит крыло. Коллеги утверждали, что в перерыв он выходит на парковку, что бы поговорить с машиной. О чем? Делится событиями дня? Жалуется на менеджера, которая урезала отпуск до двух недель? Справляется не озябла ли она – ведь утром подморозило? Никогда не узнаю. Брайн, старательный и неторопливый англичанин, как старший по отделению, в основном самоотверженно берет на себя бумажную работу и руководит из столовой, но сегодня один из тех дней, когда ему придется присоединиться к нам.

Дневная смена начинается в восемь утра, а восемь пятнадцать у Дианы, как у Людовика XIV, время «Малого пробуждения». Она звонит в звонок, и ей несут чашку горячего чая с молоком, без сахара и тост белого хлеба с отрезанной по периметру корочкой. «Большое пробуждение» происходит в десять утра. В то утро я впервые посетила церемонию утреннего туалета с Брайном только потому, что Корнел заболел. Диана не любила никаких изменений. Ее пробуждение было не таким многолюдным, как у французского короля, без детей, внуков, первого врача, пажа, камердинера, министра, маршала и интенданта строительства, но со строгим соблюдением протокола.

Пока я с любопытством рассматривала картины, фарфоровые статуэтки, искусственные цветы, Брайн готовил все необходимое: лосьон, салфетки, духи, одежду, полотенца. На стенах помимо гравюр и картин было лишь одно фото: Диана сидела в кресле, по правую руку муж растеряно улыбался и мял в руках шляпу, слева дочь c прямой спиной, руками опущенными вдоль тела, смотрела непреклонным и тяжелым взглядом. Что-то в этом было от уличной фотографии, когда моментальный снимок застигает рядом совершенно незнакомых, чужих друг другу людей, случайно оказавшихся в кадре вместе. Строгое лицо Дианы, без глубоких морщин, сохранило следы былой красоты, но абсолютно исключало улыбку, даже саркастическую. Если Диане что-то не нравилось, она цыкала и вздыхала, если ей нравилось – она одобрительно кивала. Я поздоровалась, представилась и спросила, как у нее дела, в ответ Диана, глядя перед собой, едва разомкнула губы, как лошадь, прихватывающая клочок сена из стога:

— Я не понимаю ваш английский.

Брайн зажурчал что-то примирительное, вроде того, что Виктория новенькая и английский не ее родной язык, но она хороший работник. Диана нетерпеливо вздохнула. Мы приступили к церемониалу. Согласно регламенту, сперва протиралось лицо исключительно ватными дискам, смоченными лосьоном. Затем влажными салфетками, что хранятся в верхнем ящике стола, протирались шея и руки, сверху наносился детский тальк. В завершении ступни растирались увлажняющим кремом, который держат в ванной на подоконнике. Душ Диана принимала по пятницам, чтобы быть готовой к визитам родственников на выходных. Для смены подгузника Диана поворачивалась попеременно на бок с непроницаемым лицом и во время всей процедуры не проронила ни слова, а лишь кивала в ответ на вопросы Брайна. Носок полагалось одевать сперва правый, затем левый, бюстгалтер Диана надевала самостоятельно, а застегивала я и долго не могла попасть крючком в петлю, от чего пальцы мои стали дрожать и проскальзывали по гладкой, холодной коже Дианы. Легкий шарф был непременным аксессуаром, на него брызгались дважды духи. Ноги Дианы укрывались одеялом чуть выше колен. Она зорко следила, чтобы все взятые с полки или из ящика стола тюбики, духи, расчески были возвращены на тоже самое место и морщилась, если место менялось. Мы положили две подушки позади ее головы, и по подушке под правый и левый бок, маленькую цветную подушку под ноги. Стол придвигался примерно, как сказал Брайн, на 10-11 сантиметров к кровати. Для этого случая он хранил в кармане линейку. Выходя из комнаты, Брайн любезно раскланялся, пожелал хорошего дня, пообещал принести чашечку горячего чая через пару минут, если Диана пожелает.

— Что? — раздраженно спросила Диана и отвернулась к окну. — Вы что-то мямлите там, я вас не понимаю.

Брайн осторожно прикрыл дверь, долго не выпускал из рук дверную ручку и словно к ней обращаясь, озадачено пробормотал:

— Это, пожалуй, немного слишком… за восемь-то фунтов в час.

С того самого дня старшие по отделению и медицинские сестры давали мне поручения, связанные с Дианой: принести газету, письмо или завтрак, поменять кувшин с водой. Она принимала меня, терпела меня, с независимостью кота, который признает в человеческом присутствии несомненное, но необходимое и полезное зло. По утрам я считала до трех перед ее дверью прежде чем постучать, открывала занавески, выключала ночник, желала ей доброго утра, спрашивала, как она спала. Диана брезгливо морщилась:

—Я не понимаю ваш английский.

— Как сегодня себя чувствует Ее величество? — обычно паясничал Корнел.

Англия: Темза
Художник: Илья Артемьев, 2023
Тушь, перо, компьютерная пластика

В конце января на западное побережье Англии обрушился шторм, который добрался и до нашей деревушки на юго-востоке. Несколько дней к ряду неустанно дул шквальный ветер. Временами казалось, что Дом стоит на берегу бушующего океана и нас вот-вот нас смоет гигантской волной. Влажный ветер даже казался чуть солоноватым. Ночами он особенно свирепствовал — все дороги были завалены сучьями и листьями, так что порой невозможно было проехать, сквозь мутную луну неслись чёрные растрепанные облака. Улицы опустели. Мы плотно закрывали окна и не выводили постояльцев на прогулку. Редкие посетители вваливались взлохмаченные, помятые, словно на улице их кто-то изрядно колотил, а потом силой вталкивал в двери нашего дома. По коридорам летала сухая листва, занесенная с улицы, и не было никакой возможности от нее избавиться. 

Корнел ходил возбужденный: «Этот ветер, как в моей деревне зимой. Сначала ветер, а потом смотришь в окно, а там звезды с кулак – значит будет сильный мороз». «Есть что-нибудь, чего мы не знаем о твоей деревне?» — улыбался Даниель. Когда через три дня ветер ослаб, зарядил бесконечный дождь. Только и разговоров было, что про погоду. Из-за перекрытых дорог к нам не могли добраться поставщики продуктов, не вывозился мусор и на несколько дней мы оказались в блокаде. Диана ожидала как обычно горячего шоколада со сливками в полдень и виноград на ужин и совершенно отказывалась понимать, почему такие пустяковые просьбы не удовлетворяются и причем здесь ветер, когда она платит такие деньги.

На кухне творили чудеса из остатков продуктов, пекли хлеб, что-то докупали сами в местном магазинчике, и в целом из ситуации выходили достойно. Если бы не манная каша — семолина, которая подавалась с абрикосовым джемом на десерт третий день подряд, то никто бы и не заметил изменений.

— Э, э, — Лили подбитой чайкой кричала на утреннем пересменке. — Диана сказала: «Что? Сальмонелла каждый день? Я не буду больше сальмонеллу». Э? Да, так сказала. Не верите, спросите ее, спросите. Э.

Тем временем ветер стих и впервые за несколько дней вышло солнце. Оживились улочки деревни. Перед обедом я вышла на прогулку с Питером, он щурился на солнце и беззащитно улыбался. В легкой куртке было достаточно тепло. Яблоневый сад за домом выглядел еще слабым, но идущим на поправку пациентом – сломанные ветки лежали у залитых водой черных стволов, каменная изгородь, заросшая плющом, осыпалась в двух местах, а садовая мебель была разбросана в беспорядке.

— Crikey, — восхитился Питер.

— Вы только посмотрите, какой прекрасный день, — помахал нам рукой садовник. — Собрались прогуляться?

Каждую среду Майкл, седой старичок в высоких резиновых сапогах и неизменной клетчатой жилетке, возился в нашем саду и на клумбах, косил газон, вывозил листья, подрезал кусты, сажал цветы.

— Да, хотим сходить в Дикий Сад, покормить уток в пруду. Я очень люблю там гулять, даже после работы специально делаю кружочек по Саду.

— После работы? Вечером? В Диком Саду? Шутите? — лицо садовника стало грустным. — Ведь уже темно. Это опасно.

— Опасно? В нашей-то деревне, где все друг друга знают и нет волков?

Майкл воткнул лопату во влажную землю газона и доверительно понизил голос:

— Ну да, волков, допустим, нет, но сейчас другие времена и столько этих, знаете, — он быстро огляделся по сторонам, — иностранцев всяких. Одному Богу известно откуда они приехали.

— О! Да, ох уж эти иностранцы, — горячо согласилась я.

Мы гуляли в Диком Саду вокруг пруда, когда зазвонил телефон, Корнель кричал что-то неразборчивое, было слышно, как на заднем плане воет сирена. Я поспешила обратно, уговаривая Питера ускорить шаг. У ворот стояла пожарная машина, в здании разрывалась пожарная тревога, постояльцев вывозили в креслах через главный вход. Тех кто мог идти, выводили под руки. Ни дыма, ни огня я не увидела. Кухонные работники смеялись и курили на парковке. Я быстро сообразила, что пожарная тревога была тренировочной. Менеджер и администратор бродили среди кресел со списками и делали в них пометки, старшая медсестра взяла на себя руководство по обнаружению вымышленного очага и эвакуации. Предполагаемым эпицентром была столовая на втором этаже и наше отделение покинуло здание первыми.

Для меня осталось загадкой, как Корнел, Даниэль и Камилла умудрились меньше чем за полчаса всех одеть, переправить из кроватей в кресла с помощью подъёмника и вывезти на улицу, при условии, что лифт не работал. На асфальтовых дорожках, на газоне и клумбах расположились кресла-каталки и стулья с нашими постояльцами, замотанными наспех в пледы, с накинутыми куртками и шапками набекрень они выглядели как разбитые наполеоновские войска, пробирающиеся по заснеженной России к западным границам.

Салли тихо плакала и не выпускала из рук игрушечного зайца. Дерек, бывший военный, был бодр и свеж, он энергично жестикулировал и кричал во всю глотку из своего ортопедического кресла: «Один, два, три… пошел. Один, два, три… следующий. Отлично! Славные парни! Хорошая работа!» Джек отказался от помощи этим утром и наряд подобрал по своему вкусу: две рубашки торчащие одна из-под другой, пиджак с цветком в петлице, пестрый галстук с фазанами служил ему ремнем, помогая удерживать полосатые пижамные брюки, надетые поверх шерстяных. Вот кто получал максимум удовольствия от происходящего. Он восторженно озирался, толкал кресла, пытался даже помочь пожарным раскручивать шланг, но был изгнан, усажен в кресло и укрыт пледом. На лицах молодых парней из пожарной бригады я читала любопытство и ужас одновременно.

Всем разносили горячий чай. Я подхватила со стола поднос с кружками. На клумбе за тисовым деревом я нашла Диану и не сразу ее узнала: она близоруко щурилась, челка сбилась и закрывала пол-лица, шарф сполз на подлокотник кресла, плед не закрывал босых ног. Я укрыла ее еще одним пледом, предложила горячий чай, спросила, не нужно ли принести носки. Диана сжала мой локоть обеими руками, казалось срывающийся голос шел оттуда, где до поры лежали нетронутыми обиды, разочарования, страхи:

— Не хочу я никакого чая, Виктория, просто постой со мной и никуда не уходи.

Послушайте, я ведь обычный, слабый человек, мне бывает страшно, мне бывает очень одиноко, я не знаю как себя вести, когда умирают люди, когда плачет моя мама или когда я вижу сутулую спину стареющего отца. Но эта слабость, этот страх вдруг сделали ее такой близкой и знакомой. И там, где я ожидала злорадство при виде поверженного обидчика, вдруг обнаружила силу и смелость обнять и долго не отпускать под неразборчивый шёпот: что-то о сирене, о бомбежке Лондона, о пропавшем брате. Все это не имело значения. Важно было то, что она помнила мое имя и мой английский был не так уж плох.


Пламя и объятья
Иллюстратор: Илья Артемьев, 2023
Тушь, перо, компьютерная пластика

_________________

О художнике-иллюстраторе:

Илья Артемьев
страница в ВК

Родился 2 июля 1982 года в городе Остров Псковской области в семье моряка и учительницы. После окончания 11 классов общеобразовательной школы поступил в псковский колледж культуры и искусства на отделение декоративно-прикладного творчества. Нашёл себя в плоском пере. Представленные здесь работы созданы художником специально как иллюстрации к этой главе в технике абстрактной каллиграфии.

[январь, 2023]

 

События

05.03.2024
C 28 февраля по 10 марта в Большом зале Санкт-Петербургского Союза Художников на Большой Морской проходит выставка иллюстраций книг для детей и юношества.
28.12.2023
Двенадцатый дайджест Музея - собрание лекций, семинаров, статьей и других материалов: деятельность Музея за четвертый квартал 2023 года.
17.11.2023
10 детских брендовых детских издательств России — на X-й Шанхайской международной книжной выставке детских книг!
13.11.2023
Футуристы, конструктивизм, искусство плаката начала XX века и эксперименты со шрифтами и типографикой — программа лекций в ЦГПБ Маяковского от звезд петербургской студии шрифтового дизайна TypeType 18 ноября — 15 декабря, 2023 год.
27.10.2023
Друзья Музея Книжной галактики «Музей уникальных вещиц» приобрели в подарок галактике музея «Лошадиная сила» невероятно красивую печатную машинку! С 27 октября — в экспозиции музея, кодовая фраза для друзей и меценатов: «Образцовая Ундервуд».
Следите за новостями проекта в разделе
Следите за новостями проекта в разделе "Книжная галактика. - Дипломатия"!