Путешествие в Израиль: в гости к автору

От Музея: воспоминание Ани Амасовой о путешествии по Израилю во время поездки в гости к автору, Зорию Шохину, в 2007 году (и немного — в 2016). Предыстория и встреча с автором, Старый и Новый Иерусалим, Кейсария, Хайфа, Акко, Назарет, Галилейские горы, Мертвое море. 

На обл.: Вход в Старый Город (Иерусалим)
Текст и фотографии: Аня Амасова

Часть I. «С визой» и «без виз»

Посетить Израиль оба раза мне удалось благодаря своему Автору — Зорику Шохину. В начале века, в издательстве «Мим-Дельта», я была редактором его книги (так как читала я все романы, не помню точно, какую именно тогда издали: по-моему, «Транзит в никуда»), а перейдя в «Астрель-СПб», в качестве ведущего редактора пыталась предложить публикацию автора «АСТ».

План «приехать к нему в гости и увидеть Израиль» родился у Зорика в 2006. Как человеку, перебравшемуся в Израиль из Баку несколько десятилетий назад, ему это виделось Большим Приключением.

— Через Америку? Да ну, нет: как ты доберешься до Америки... А может, через Вену? Я поговорю там с друзьями, они придумают, как тебя перебросить. Сможешь добраться до Вены?..

Вспомнилась книга моей юности: «Ай гоу ту Хайфа». Виделись то темный трюм частного парохода, то деревянный плот, коими я добираюсь до Земли Обетованной...

— Зорик, дорогой мой, я путешествовала в Чехию... я несколько раз выезжала в Финляндию... Я запросто побывала бы и в других местах планеты, будь у меня такая возможность! Поверьте, сложностей с выездом «из» давно уже нет!

За несколько десятилетий мир действительно изменился: «бывший Советский Союз» стал свободно выпускать своих граждан. Это сложно представить тем, кто был вынужен тайно бежать «кружными путями», выезжать в соседную страну или теряться в туристической поездке, получать разрешение на выезд, отказываться от гражданства, вступать в брак по расчету с иностранным гражданином или платить Обществу холостяков зарубежных тюрем, члены которого не прочь провести время заключения женатыми на незнакомке, чтобы выйти на свободу обеспеченными людьми...

Однако проблема не с тем, чтобы выехать. Проблема — въехать. Израиль в декабре 2006-го впускает, выдавая по тем временам удивительнейшие визы — иногда на несколько лет... Визу можно запросить только в Москве, предоставив в Посольство уйму справок, подтверждающих родство, кровь и отношение. И обратный билет. Никто как будто еще не верит, что можно уехать из России в гости, просто в гости, — не навсегда, посмотреть, на несколько дней, — а затем захотеть вернуться.

Осознав, что проблема, как обычно, одна: «дурацкие правила чиновников», мой драгоценный автор, ценящий свободу и разум едва ли не в десятки раз сильнее, чем я, направился в Израиле в Консульство. По тому, что я знаю из рассказов (а также вполне представляя себе энергичного Зорика), распахнув тяжелую дверь и ворвавшись в кабинет консула, мой Автор (стукнул ли он при этом кулаком по столу - ?) воскликнул: «Мне нужна бумага! Бумага для вашего Посольства в Москве, чтобы они гарантированно — !!! — дали визу Моему Редактору из Петербурга!»

Как бы то ни было, в следующую командировку в Москву я прихватила с собой загран, распечатку «Письма от консула» и невозвратные билеты Аэрофлота на самолет Питер-Тель-Авив, туда и обратно.

В декабре на заснеженной Тверской стояла небольшая очередь: впускали по одному. Сняв ремень и пройдя металлодетектор, благообразному охраннику следовало показать комплект принесенных с собой бумаг. Пролистнув их, он либо пропускал внутрь, либо разворачивал, давая совет, что следует добрать и принести в следующий раз. У меня был всего один день в Москве, так что я с интересом вытащила из джинсов ремень, а из сумки — «Письмо-понятия-не-имею-что-в нем-написано».

Брови охранника взлетели: «Откуда у вас это?» — «От Автора». Растерянно пропустили.

Внутри толпились и по одиночке, и целыми семьями. Сочувствующая дама, желая оградить меня от разочарований, едва не гладила по голове: «Визу дают — и сразу надолго, и можешь там сразу хоть жить, но только евреям; остальных не пускают — даже не думай, не было еще такого, чтобы просто взяли кого-то и пустили, просто нет таких виз»...

Я протянула в окошко паспорт, заявление и Письмо. Билеты «туда-обратно».

— Ох, вы уже и на билеты потратились! — с ужасом воскликнула девушка.

— Да, но ведь так написано в ваших правилах, что при подаче заявления надо приложить подтверждение-гарантию возвращения: например, обратный билет.

— Но они же невозвратные! Вы не сможете эти билеты вернуть!

— Вот именно, — кивнула я. — То-то и оно. В этом как раз все дело.

(пауза)

— ...А вдруг мы не дадим вам визу?!.

В этом было много трогательного, милого, человечного и немного забавного. В ее заботе обо мне. О моих десяти тысячах — столько стоили в декабре 2006-го невозвратные билеты «Аэрофлота» Питер-Тель-Авив-снова Питер. И в том, что, в принципе, видимо, посольства принимают при подаче на визу «гарантии» в виде билетов, которые можно вернуть; броней, которые можно отменить; выписок со счетов, с только что положенными чужими деньгами, которые тут же возвращаются владельцу...

И, может быть, это правильно, потому что зачем же человеку тратиться на билет, на бронь, на путевку, если могут и отказать? Кто гарантирует не большому государству — с его полицейскими, армиями, разведчиками, чиновниками, социальными службами, — что человек не захочет внезапно остаться, оказавшись без денег в чужой стране, а самому человеку — что его небольшие накопления не окажутся бессмысленно выбошенными на ветер?..

Кажется, барышня в окне тоже осознала запутанную нелогичность и непрактичность собственных правил. Приняла документы.

— Приходите через два часа. Внутрь уже не надо, выдача через окошко в торце нашего здания, это с улицы.

Через два часа у меня в руках был паспорт с израильской визой на десять дней — по дням прилета и отлета, указанным в невозвратных билетах.

-------------------------------------

Спустя почти десять лет, в 2016 году, чувствуя необходимость увидеться с Зориком, необходимость сбежать от зимы, уехать из своей запутанной жизни на несколько дней, потому что только в путешествиях у меня прочищается мозг, я снова лечу в Израиль. Время бежит: правила изменились еще раз. Визы в Израиль отменили. Их нет. Совсем. Свободный въезд.

— Но могут не пустить на границе и посадить в самолет обратно.

— С чем это связано? Терроризм? Сомневаюсь, что похожа на террористку...

— Нет. Но, говорят, многие русские женщины приезжают в Израиль зарабатывать проституцией...

Гадая, каким образом это выясняется таможенником на границе, подозревая, что ни единой своей чертой я не похожа на всемирно растиражированный образ «русская проститутка», что только большой оригинал разглядит во мне «женщину для утех», что будучи сорокалетней, короткостриженной, рыжей и хромой, я, наверное, даже испытаю чувство признательности по отношению к молодому израилятиняну (какими обычно бывают сотрудники Бен-Гуриона), сделавшему в отношении меня такое предположение, я снимаю копию со старой визы: это не первая моя поездка. Распечатываю очередное Письмо-не-знаю-что-в-нем-написано - от Зорика, вроде приглашения на иврите, специально для пограничных служб. У меня есть копия его "паспорта" и телефон. Он встречает меня и мою подругу в аэропорту. Грозится: «Если идиоты тебя только задержат — сразу звони, уж я с ними разберусь!» Нисколько не сомневаюсь. Впрочем, по моему опыту, среди пограничников идиотов не встречается. Не стал исключением и этот раз.

На обратной дороге я видела барышню, которую не пустили в Израиль. Я угадала: рослая, бело-розовая голубоглазая блондинка двадцати с чем-то лет, с крупными формами, крупными губами, крупными ресницами, ногтями, каблуками, и крупной сеткой чулок... В ней все было призывно-крупным и картинно, карикатурно-гротескно «проституточным», как будто первого же клиента она собиралась найти, еще не спустившись с трапа...

Блондинка сидела в последнем ряду, обиженно изливая в телефон, что она уже возвращается, причудливо растягивая слова — слова, может, сами задерживались, не желая скатываться с алых накрашенных губ. Я оглянулась. Мне стало отчего-то жаль израильских смуглых мужчин.

Часть II. Первые впечатления

Зорик борется с парковочным автоматом. Это борьба Геркулеса со Львом. Геркулес выходит из себя, но побеждает. Я грею нос на январском солнце. Рядом присаживается стайка детей в военной форме. Ближе всех — девушка. Сбоку у нее — автомат. Пятнистая сумка через плечо. На сумке, иногда задевая оружие, болтается плюшевый мишка. Наконец, мы выбираемся из аэропорта и едем в Гиват-Зеев - один из окрестных городов Иерусалима.

Израиль. Дорога

Цвет Израиля — розовый. Всюду — розовый камень. Отливают розовым заборы, дома, дорожки. Розовые холмы и горы. Розовые облака. Розовый воздух.

Странно увидеть стену между израилятянами и остальным миром. Когда читаешь «стена» — будь-то любая стена как граница, почему-то никогда не можешь это представить. Как можно огородить кусок мира? Кто за границей — ты или весь мир? Я впервые ее вижу, больше того — наблюдаю процесс возведения. Высокую разделительную полосу. Через десять лет я снова приеду и увижу ее в новостях. Через эту стену — с той стороны — в проезжающие мимо машины будут бросать «коктейли Молотова».

Кроме стены, постоянное ощущение «пограничникого контроля». Не только в аэропорту. На въездах в город, в Старом Городе, на парковках магазина. Всюду военные, блок-посты, внимательные простреливающие взгляды.

«Откройте, пожалуйста, багажник» — просит нас охранник паркинга молла. Это имеет отношение ко всем, и это привычная, общественно одобряемая норма.

Часть III. Гиват Зеев. Еда. Зорик и Мара

Мара готовит. Мара — жена Зорика. Она работает, заведуя отделением больницы. Она ходит в магазины, выбирает для меня крупные и спелые фрукты — «У вас таких-то, наверное, нет?» — цыпленка, травы для соуса. «Как легко стало готовить! — говорит Мара. — Не надо никаких рецептов, все в интернете.» Она «уверенный пользователь ПК», вечерами сидит в компьютере — общается с сыновьями: старший читает лекции по математике в Англии, средний — юрист по налогам в Америке. Младший — Дани — чуть моложе меня, в первый приезд мой живет с родителями, учится на стоматолога.

Почтовые ящики в Гиват Зеев

Мара готовит ужины, достойные ресторанов. У нее просторная кухня с видом на дорожку огороженного сада. Рядом с кухней, здесь же, на первом этаже — гостиная со стеклянной стеной. Стена эта — одновременно дверь и выход в сад. В саду — оливковые деревья. Оливки Мара тоже умеет готовить.

Маленький уютный городок сплошь состоит из таких двух-, трехэтажных домиков, с арками, балкончиками, лесенками, небольшими двориками, семейными парковками на несколько автомобилей. Огороженные заборами из удивительных камней. 

 
Типичный домик в Гиват-Зееве / Справа: типичный забор из камня

Вверх и вниз по улице живут подружки — они заходят в гости, взглянуть на редактора из России. Увидев меня, еврейские тетушки делают вывод, что в России голод и мор.

— Мара! До чего она тощая! Ее надо много кормить!

Мара кормит, подкладывая хумус. Кроме хумуса на столе кура, собственные оливки, сосбтвенная вишневая наливка, пирог с яблоками. Я все счастливо ем.

Хумус. Вот еда, покорившая меня в Израиле. Его продают в магазинах - такой, сякой и разэтакий. Его подают в ресторанах в ожидании еды, где Зорик читает мне лекции о политической истории. Его запихивают в кусок булки с фалафелем в открытых палатках с едой для рабочих-арабов, мимо которых мы едем, изучая географию Израиля. [Фалафель — «гороховая котлета» — экономичная замена мясу.]

Зорик — политический обозреватель. Раньше у него была передача на израильском радио. Теперь он пишет статьи, выкладывая на собственном сайте. В отличие от Мары, он не в ладах с компьютером. Чертыхаясь, выкладывает статьи и романы. Нужно ли это? Читает ли кто?.. Никогда не узнаешь.

Мои глаза — напротив, я рядом, я существую, внимаю: со страстью журналиста Зорик вываливает на меня Израиль, Советский Союз, Баку, Тегеран, войны, теракты, евреев, арабов, запад, восток, цивилизации и мир... Я пытаюсь впитать каждую каплю этой бурлящего потока — все равно что пытаться залпом выпить море.

После ужинов все переходят в гостиную. Там стоит телевизор. Сборку — диван, на который я забираюсь с ногами. Мне непонятно ни слова из телевизора, но я хочу навсегда запомнить эту картину: два кресла — в левом Мара занялась вязаньем, в правом — Зорик, страстно уставился в экран, напряженно слушает. Он впитывает новости лицом, вдыхает их носом, пробует губами... Иногда взмахивает руками. «Идиоты! Нет, Мара, ты слышала? Какие же идиоты!» Через время: «Ну надо же, какой подлец! Негодяй! Только представь: столько лет находился у власти! Наконец-то его посадят: подлецу за решеткой самое место.»

После вечерних новостей Зорик моет посуду. Это ежевечерняя обязанность, и он старается выполнять ее покорно, как акт социальной справедливости. Покорность никак ему не дается. Вилки и ножи негодующе стучат по сковородкам. Чашки и тарелки, окунувшись в воду, со звоном летят в посудомоечную машину. Уцелев только чудом, все подлецы и негодяи заперты в посудомойке.

Часть IV. Иерусалим. Старый город. Кандель

Первый пункт моей «программы»: Иерусалим. У меня с собой Никон и уйма пленки. Мы выезжаем из Гиват-Зеева (ловлю острый проницательный взгляд военного из будки), заезжаем в Иерусалиме за Феликсом Канделем — друг Зорика согласился быть моим гидом по Старому Городу.

— На сколько ты приехала?

— На десять дней.

— С ума сошла! Срочно беги в Консульство — проси политического убежища! Что вообще можно увидеть в Израиле за десять дней?!

Кандель — основоположник истории Израиля. Он ее пишет. Прямо сейчас. Создает с нуля. С тех пор, как он приехал в Израиль, у него написана уйма трудов и вышло множество книг, включая учебники истории. Я смотрю на этого человека с благовением — еще бы! — ведь в России Феликс Кандель писал сценарии к «Ну, погоди!»

_________________

Спустя десять лет мы заедем к Канделю в гости, побываем в его доме, съедим найденную на кухне еду, покурим на его балконе, посетим кабинет на втором этаже, получим в подарок книги...

В аэропорту на вопросы смешливых ясногласных сотрудников, как бы между прочим вступающих с тобой в разговор — «А вы сами собрали свой чемодан? А что в нем внутри?» — я ненадолго задумаюсь. Что могло бы их заинтересовать? Самое подозрительное в моем чемодане — ортопедический пояс, прихваченный на тот случай, если что-нибудь вдруг подвернется с непривычки к ходьбе.

Конечно, я забываю, как по-английски «пояс» и со словами «фингс фо май бэк» провожу рукой, изображая пантомиму — получается что-то вроде «пояса шахида». Краснею. «Энд букс», — быстро добавляю я. «Книги? — профессионально вскидывается сотрудник аэропорта, его глаза загораются. — Чьи книги?» — «Феликса Канделя». Меня пропускают.
_____________________

Кандель разворачивает передо мной одну за другой картины — место предательства Иуды, место, где Иисус плакал над разрушенением церкви, место, где Авраам остановился, когда шел приносить в жертву сына...

На этом месте, по утверждению Феликса Канделя,
Авраам остановился, когда шел приносить в жертву сына

Подробности завораживают. Как будто идешь с человеком, который лично присутствовал. Видел. Зорик иронично улыбается. Мне кажется, есть несколько типов людей: те, для кого это — священная религия, вызывающая трепет, те, кто лично присутствовал при событиях, знает мельчайшие детали и подробности, и те, кто видит сказочников насквозь...

Старый город

А я... как обычно, попадаю в книгу. Старый Иерусалим для меня — музей всемирно известной книги под открытым небом. Где ты можешь занять любую позицию: верить и не верить, бродить по еврейскому кварталу или заглянуть в арабский квартал, быть исследователем или представить себя участником событий, совершить путешествие на две тысячи лет назад или еще глубже - туда, где стоят колонны, раскопки останков Римской империи. Посмотреть Стену Плача, пройти по Виа Долороса, в одиночку совершить крестный путь до Храма Гроба Господня.

У дверей стоит огромный крест, остался от Крестного Хода. Сейчас здесь пусто. Зорик отказывается заходить внутрь. Я иду — мне можно везде. Храм Гроба Господня — собранные в одном месте несколько церквей, соединение разных религий. Поделен на отдельные части. Пристройка более поздней религии — на крыше. И только сам «гроб» — доска — общая «святыня».

Внутри Храма Гроба Господня

Чуть в стороне — улочка торговцев сувенирами. Самые дешевые и популярные — упрятанные и запакованные в баночки несколько капель святой воды, щепотка святой земли; возможно — иерусалимский воздух.

Роспись по дереву, иконы, библейские сюжеты. Заполненные цветными камушками «руки Давида». И, конечно, крестики — на любой достаток и вкус. Я скупаю в подарок родным и друзьям: православный, католический, протестантский, иудейский... Торговец косится на меня с любопытством. Мне хочется тоже: себе я выбираю ничего не значащий крест-украшение: пышущий огнем, загнанный в металл горящий камень.

Часть V. Новый Иерусалим. Музей искусства. Мемориал Яд ва-Шем

В Иерусалиме Зорик борется с очередной парковочной кассой. Прогулялись по городу, посетили Музей современного искусства. Запомнился своей абсолютной пустотой.

 
Музей современного искусства

На обратном пути — никак не найти машину. «Там», — говорю я, показывая в совершенно нелогичную сторону. И правда, находим нашу парковку. «Как ты это сделала?» Я роюсь в своей голове: понимаю, что во мне сработала логика улиц, привычная для жителя Петебурга. Не кольцеобразная, как большинство городов, не квадратно-гнездовая, а «лучевая». Видимо, новый Иерусалим похож геометрией на Питер.

Яд ва Шем — это высокий холм и по названию холма — мемориал. Самый посещаемый Музей в Израиле. Туда приходят местные, приезжают туристы, прибывают на инвалидных колясках, приводят группами-стайками детей...

Часть мемориального комплекса Яд ва Шем

Это — Память. Никогда раньше я не была ни в одном похожем и настолько «интерактивном» месте. Справа и слева — повсюду экраны. С этих экранов мужчины и женщины, на разные голоса, рассказывают свои истории. Почти сразу ты оказываешься на европейской улице, ступаешь по булыжной мостовой... тридцатые годы... Какая-то нелепая надпись на скамейке: «Евреям садиться запрещено»... Пока всего лишь неприятно и странно, но от звука трамвая (на стене проецируется старинный трамвай) — отпрыгиваешь «из-под колес».

Каждая следующая улица переводит время вперед... Справа — кинохроника. Гитлер читает речь. Толпа радостно его приветствует. И уже не кажется таким уж нелепым объявление: «Всем еврееям явиться завтра в указанное время...» — холодно, страшно. Ты отчего-то знаешь, что было завтра. Без разъяснений. И лишь недоумеваешь — как? Как за такой короткий срок едва ли не смешная чья-то нелепость превратилась в жестокое безумие? За стеной ликует толпа. А перед тобой открывается поле — поле из ботинок. Туфель. Сапогов. И крошечных детских ботиночек...

Кажется? Улицы становятся уже. Превращаются в душный лабиринт. Из него непременно надо выбраться. Пароход! Вот, что может спасти! На стене — карта:  маршрут парохода, следующего от берега к берегу, от страны к стране... где для этого корабля закрыт каждый порт... Лишь гора чемоданов, туесков, саквояжей — знак бессмысленной веры в благородство и разум соседей. Никто и нигде не ждет. Никто не примет. Спасения нет.

Лабиринт времени и безысходности заканчивается белой прямой трубой — коридором. По этому коридору почти бежишь, пытаясь справиться с закипающими внутри слезами. В конце — яркий свет. Распахиваешь дверь... И оказываешься на залитой солнцем площадке. А внизу, под ногами, — разлегся Иерусалим. Твой Единственный Дом.

___________

Детский мемориал — отдельно. Зорик смотрит на меня внимательно, выдержу ли я. Впрочем, это не важно, потому что надо идти. Без этого нельзя. Понимаете, нельзя без этого дальше жить. Зал Детей — бесконечный космос. Звезды? Свечи? Огни? Все они здесь... В этом темном космическом пространстве мы бродим кругами. И только голоса на разных языках тихонько произносят их имена...
__________

Заглянули в Ливанский ресторанчик. Слушаю рассказы Зорика — о войнах, правительствах, образовании, студенческих забастовках, промышленности, истории. «Шестидневная война», «система орошения», «кибуццы», «много хостелов и больниц»... «Барак в одну ночь вывел из Ливана все израильские войска, когда надоели терракты...» «...Израильтяне до последнего ведут переговоры и идут на уступки за каждого заложника.» Нам приносят хумус. На экране телевизора в это время — полгода со времен последней войны: 155 погибших военных, 44 мирных жителя.

Зорик покупает мне экскурсионные путевки на следующие дни: то, что еще я обязана в этой жизни увидеть.

Часть VI. Кейсария. Хайфа. Акко

Автобусные экскурсии отправляются из Тель-Авива. Ради этого мы встаем в 5 утра. Краем глаза, пока ждем автобус, замечаю Тель-Авив. После Иерусалима и пригородного Гиват-Зеева я как будто попала в другую страну. Страну стеклянных небоскребов и hi-tech.

Тель-Авив

На автобус я сажусь одна. Это только мое путешествие.

Кейсария

Кейсария — разрушенная Римская империя и немножко Булгаков. Повсюду римские статуи.

Кейсария. Амфитеатр

Мы посещаем амфитеатр и разрушенный дворец Ирода. Мои глаза загораются, когда я слышу: «Здесь жил Понтий Пилат». Я дохожу до берега и омываю в Средиземном море многострадальные кроссовки, на которых планировала собрать соль всех морей.

«Здесь жил Понтий Пилат»

В Хайфе автобус высаживает нас на горе Кармель, у бахайского храма. Открывающийся оттуда вид — «визитная карточка Израиля».

Хайфа. Вид от храма Бахаи

Я не знаю в мире ничего прекраснее Бахайских садов. Я выросла в Питере и много гуляла и в Павловском парке, и в Петергофе. И все равно — Бахайские сады... А мандариновые деревья в январе ломятся от плодов.

 
Бахайские сады

Мы немного гуляем, знакомимся с «новой религией» — мне импонирует ее «всеобщность», единый бог для всех. Наверное, подходящая штука для будущего. Да, впрочем, уже настоящего. Среди моих друзей есть масульманка, которая ходит в православную церковь: «Какая разница? — говорит она. — А в нашу женщин только по четвергам пускают...» А вот «сливание» всех религий в одну меня почему-то беспокоит. Если все будет одинаковым — ради чего, скажите на милость, путешествовать? Ведь полюбить можно только того, кто не такой, как ты...

Заехали в монастырь кармелитов (Стелла Марис, то есть Звезда Моря, или монастырь Богоматери Горы Кармель). Тут Наполеон угробил свою армию. Если мне не изменяет память: здесь, потерпев поражение под Акко и размещенные в монастыре, они все и погибли. 

Барельеф монастыря Богоматери Горы Кармель
"Звезда моря"

Немного уставшие, почти под вечер, добрались до Акко. После великолепия, цветов и зелени Хайфы — «скромный уголок». Нет, все очень мило: трогательные сувенирные лавки, деревья, растущие среди камней, но почему такая последовательность?..

 
В Акко

Мы добираемся до порта...

Порт в Акко

И когда закатное солнце бросает лучи на эти камни, корабли и маяк — я понимаю, почему. Ради этого заката. Когда вспоминаю о фотоаппарате — уже темнеет. Впечатления — только во мне.

Часть VII. Назарет. Галилейские горы

Еще одна экскурсия для любителей религиозных маршрутов и литературных путешествий.

Назарет

Всю поездку я ловила себя на мысли, что Израиль (вот этот маршрут) — это Музей Самой Популярной Книги в мире. Прекраснейший музей! Созданный с бесконечной любовью. Начало ему — в Храме Девы Марии, выстроенном над хлевом, где родился младенец Иисус.

Храм Девы Марии

Я не берусь гарантировать вам достоверность, но мне искренне нравятся сказки. Тот ли это хлев, не тот, правда ли, вымысел — не имеет никакого значения. Все сделано так красиво, что люди беспрестанным потоком текут в этот храм, где раскоп превращен в священное пространство, причащаясь у Места Рождения.

Внутри Храма Девы Марии
(полуподвальный "этаж" - раскоп) 

Я забралась на второй этаж — там что-то вроде церкви и выставочного зала одновременно.

Храм Девы Марии, верхняя часть

Со стен взирают Девы Марии, выполненные в разных техниках и присланные сюда из разных стран.

Дева Мария — американка

На нашем маршруте еще несколько интересных церквей.

 

Путешествие выстроено по книжному маршруту — от рождения Иисуса из Назарета и дальше — через самые популярные истории о его жизни, с остановками на связанных с нею местах (и даже на обед — "Та-самая-рыба", которую ловил Петр, очень костлявая зверушка).

Барельеф на дверях Храма Девы Марии

Место, где крестили Иисуса, говоря откровенно, меня разочаровало. Вот уж точно в моем воображении река Иордан не была маленькой и зеленой речушкой!

Аня Амасова — в реке Иордан

Мы добираемся до места, где Иисус читал Нагорную проповедь.

Барельеф на дверях Храма Девы Марии

Вечереет. Розовый закат опускается на Галилею.

 Закат в Галилее

Это совершенно волшебное зрелище, и, запечатлевая в себя эти розовые горы, я ловлю себя на мысли, что этот закат — идеальное вдохновение для чтения проповедей.

Местный ослик. 
Думаю, на одном из его предков
Иисус чуть позже въезжал в Иерусалим 

Часть VII. Мертвое море

Для поездки на Мертвое море мы с Зориком выбираем субботу. Израиль пуст. Ни одного человека на улице. Ни одного автобуса в городе. Ни одного работающего магазина. Мы — единственный автомобиль в этом мире; возможно, вообще единственные, кто остался на этой планете, — выбираемся из опустевших городов в пустыню.

Пустыня встречает нас стадами овец, но по мере, как дорога уводит нас вниз, исчезают и они: временами у дороги пасутся верблюды.

Местный верблюд

Дорога уходит вниз, песчаные горы поднимаются все выше, указатели «ниже уровня моря» увеличивают значения со знаком минус, и мы бесконечно опускаемся вглубь планеты. Песок. Песок. Песок.

Пески пустыни

Когда вдалеке вдруг появляется голубая полоска воды - на глазах невольно выступают слезы. Оазис!

Мертвое море

Это невообразимо красиво: озеро — среди песка. Мы останавливаемся у бочки с пресной водой — импровизированное «кафе», где под навесом можно присесть на скамейку и выпить воды. Болтаем с «хозяином». Он здесь живет. Бывший университетский профессор философии из Калифорнии. Осознал, что все — суета сует, приехал сюда, в Израиль. Живет на берегу Мертвого моря, поит людей пресной водой и читает арабам лекции о Гёте.

Диоген — слева, Зорик — справа

Когда мы спрашиваем: «Ради чего?», он отвечает: «Вы бы видели здесь закаты!»

Мертвое море

Мы добредаем до Мертвого моря. Я подхожу к самому краю, и когда вода касается кроссовок, считаю про себя: «Охотское - Средиземное - Галлилейское - Мертвое.» Четыре. И пусть даже Мертвое — никакое не море, считаю за него. Четыре моря за месяц, и три — за последнюю неделю. (До Красного я не доберусь — когда приезжаешь в Израиль с 200 $ в кармане, в Эйлате делать нечего.) Поднимаю из воды белый камушек, облизываю — соленый! — и кладу в карман. Сувенир на память.

________

В следующий свой приезд я снова поеду на Мертвое море, и это будет «туристический маршрут». Огромный spa-центр, с игрушечным поездом до берега моря, со жбанами «полезной грязи» и душами вдоль побережья, с маленькими бассейнами соленой воды, где лежат масульманки в черных одеждах. В одном из таких бассейнов я аккуратно попробую, «каково это» — лежать на этой странной воде. Весьма необычно. Главное — не делать резких движений.
________

Часть IX. Литературоведение и критика

И все-таки я приехала к Зорику. Я — редактор, он — мой автор, и хотя я смогу издать за тринадцать лет всего только два его романа: один — в том же году, придумав легенду для издателя и «массового читателя», и еще один — в 2019, будучи хозяйкой Музея — мы много говорим о них.

 Роман Зория Шохина "Синдром Фауста"
(издано под псевдонимом Джоэль Данн)
АСТ, "Астрель-СПб", 2007
Дизайн обложки: Ольга Бегак. Редакция Ани Амасовой

Я взахлеб рассказываю, чем восхищаюсь. А восхищаюсь я не только умением автора выстраивать сюжет, его по-голливудски сценарным мастерством и всемирным масштабом действия романов — Англия, Америка, Япония, Тегеран, Израиль... — сказывается колоссальный опыт журналиста и личных путешествий. Но главное, что восхищает меня больше всего — умение быть не только на стороне своих героев, но и на стороне распоследних подонков. «Антогонисты» и «злодеи» вызывают ничуть не меньше читательской жалости и сочувствия. Никому не дать умереть, не аргументировав свою точку зрения, не объяснив мотивов своих пуступков и не получив «отпущения грехов». Такое умение — высший пилотаж автора, я считаю.

Зорик в ответ рассказывает мне об опыте, когда он попал на «курсы сценаристов». По небольшому эпизоду, показанному на экране, «учащихся» просили составить портрет героя, придумать характеристику, дать обстоятельства жизни. Количество «попаданий» Зорика поражало его «учителей».

Когда я приступаю к содержательной части, рассказывая свои интерпретации, «что автор хотел сказать читателю», Зорик задумчиво произносит:

— Знаешь, мне кажется, ты слишком умная. Потому что я, когда писал, про такое даже не думал.

В общем-то, это все, что вам надо знать о предмете «критика и литературоведение».

Аня Амасова и Зорик Шохин, Иерусалим 

Часть X. Отъезд. Снова таможня

Уезжаю. Увожу с собой подарки: от Зорика — CD-диски израильской музыки, история трех последних десятилетий; от Мары — набор косметики Мертвого моря.

Бен-Гурион — самый безопасный аэропорт в мире. На подъезде к нему — несколько уровней проверки, внимательные глаза просверливают тебя сквозь стекла автомобиля насквозь.

Советы отъезжающим: никогда не брать чужой чемодан. Красивая девушка у весов растеряно оглядывается, находит глазами меня: «А это весь ваш багаж? Вы не могли бы взять часть моего? Понимаете, израильский шоппинг..» — «Простите, я сожалею, но правилами аэропорта запрещено...», — ох уж мне эта чертова законопослушность, невозможность нарушить самые дурацкие правила! Ну что там у нее в чемодане? Несколько красивых платьев?..

Следующий уровень: таможенный досмотр с диалогом. Юный таможенник интересуется, говорю ли я по-английски. Отвечаю, что мой английский ужасен и понимаю я его очень плохо. Улыбается: «Может, попробуем?» Улыбаюсь в ответ: «Давайте». Он зачитывает по бумажке стандартный набор вопросов — я отвечаю, и все это мило, как нежный случайный флирт.

На последнем вопросе говорю, что не поняла ни слова. Он призывает на помощь коллегу, у которой есть бумажка «по-русски». Девушка читает:

— Есть ли у вас с собой нОжи, оружие, бООмб?..

Секундная пауза — смысл вопроса постепенно до всех доходит: и вот мы втроем стоим и хохочем, как сумасшедшие. До слёз!

[сентябрь, 2020]

События

05.03.2024
C 28 февраля по 10 марта в Большом зале Санкт-Петербургского Союза Художников на Большой Морской проходит выставка иллюстраций книг для детей и юношества.
28.12.2023
Двенадцатый дайджест Музея - собрание лекций, семинаров, статьей и других материалов: деятельность Музея за четвертый квартал 2023 года.
17.11.2023
10 детских брендовых детских издательств России — на X-й Шанхайской международной книжной выставке детских книг!
13.11.2023
Футуристы, конструктивизм, искусство плаката начала XX века и эксперименты со шрифтами и типографикой — программа лекций в ЦГПБ Маяковского от звезд петербургской студии шрифтового дизайна TypeType 18 ноября — 15 декабря, 2023 год.
27.10.2023
Друзья Музея Книжной галактики «Музей уникальных вещиц» приобрели в подарок галактике музея «Лошадиная сила» невероятно красивую печатную машинку! С 27 октября — в экспозиции музея, кодовая фраза для друзей и меценатов: «Образцовая Ундервуд».
Следите за новостями проекта в разделе
Следите за новостями проекта в разделе "Книжная галактика. - Дипломатия"!