ИСКУССТВО ГУТЕНБЕРГА

Беседовала и восхищалась Аня Амасова 
Фотохудожник: Ник Григорьев
Фотографии созданы при участии и для Музея уникальных вещиц 
Всего в распоряжении Музея 64 фотоэкспоната

Музей уникальных вещиц в гостях у создателя «Петровской печатни» Вячеслава Алексеева. Автор фотографий уникальной печатни - Ник Григорьев, чьему объективу доверчиво позируют любые металлические штуковины. Не только строительные конструкции самовлюбленной Северной Башни, но и скромные наборные литеры, а также прадедушки и прапрадедушки современных печатных станков... 

Искусственные буквы

А. А.: Воздавая должное Первопечатнику, Отцу нашей Книжной Галактики (и всей Информационной Вселенной), Ювелиру и Мастеру Зеркал, создавшему новый мир, почему высокая печать — это искусство?

В. А.: Создавая книги, как Иоганн Гутенберг, надо составить текст: литера за литерой из наборной кассы в верстатку. Затем уложить в печатную форму. Далее — печать и переплет. При этом каждый печатный оттиск уникален, так как следующий лист печатается заново, с новой ручной накаткой краски. Малейшее изменение расположения листа на талере приводит к разному давлению в разных местах формы, и, как следствие, одна и та же литера (или рисунок) оставляет на бумаге неповторимый «след». Где-то при печати немного «залипнет» буква, где-то текст более «жирный», так  как печатник прибавил давление и т. д. Эта неповторимость, уникальность и превращает высокую и глубокую печать в искусство!

Именно это ценится коллекционерами и библиофилами в книгах, созданных малым тиражом, где все экземпляры чем-то отличаются друг от друга — если и можно найти где-то в мире похожую, то уж точно не существует одинаковых!

К тому же процесс печати ручным способом трудоемкий, требующий серьезных временных затрат — мало кто использует сейчас этот метод печати, он ушел в прошлое. По этой причине уже практически нет машин по отливке литер, и каждая из существующих — на вес золота. Из этих маленьких крупиц печатного дела и появляются произведения искусства.

А. А.: Литеры, конечно, завораживают. Помню, еще совсем недавно существовала профессия наборщика — человека, который «собирал» буквы... Это ведь немножко другая работа мозга. Сложно? Или  — как играть на пианино: приходит с опытом? Сознаюсь, я умею писать справа налево в зеркальном отображении, но вот прочесть написанное без  зеркала — увы, уже нет. И каково это: после набора «зеркальных букв в зеркальные строки» читать обычную книгу? Не кажется ли этот мир перевернутым отображением реальности?..

В. А.: Да, совершенно верно, составляя текст из литер, надо «перевернуть» мозг и уйти в другую реальность. Но это вы верно заметили, что все приходит с опытом: чем чаще это делаешь, тем быстрее приходит навык. Тут еще главное иметь неплохую память, так как литеры лежат каждая на своем месте, в своей ячейке, и, когда я начинал набор, сложнее было не располагать литеры в зеркальном отображении на форму, а искать эту литеру в шрифт-кассе. Но в конечном итоге это завораживает, развивает, тренирует голову и мелкую моторику.

От Мастера — к Ученику

А. А.: Интересно, во времена Гутенберга тоже было актуальным противостояние «ручного» и «искусственного»? Как я понимаю, «правильными» или, как модно было говорить, «тру»-буквами и  «тру»-книгами считались рукописные. Фактически же Гутенберг — такой «первый революционер». В Книжной Галактике бытует легенда, что характер изобретателя влияет на то, как будет использоваться его изобретение, и похоже, это не вымысел: все революции (как и нововведения) начинались с печатных изданий. Помню, как в детстве будоражили воображение истории о революционерах-подпольщиках и их типографиях, как мечтала устроить такую дома, скупать в аптеках глицерин и печатать листовки со стихами. А вы в идеальном виде воплотили грезу каждого книжного ребенка! Тоже мечтали об этом с детства?

В. А.: Если честно, в детстве я совсем об этом не думал и тем более не мечтал. Я, как и любой мальчишка из нашего двора, после школы мечтал поскорее оказаться там, где играли в футбол (улыбается). Какое-то время я занимался футболом, и надо отдать должное нашему тренеру: перед каждой тренировкой он проверял дневник, а если находил там двойку, отстранял от тренировок.

Там же, в школе, были задания по ИЗО, и мне помогал их делать отец. Сидя рядом, я смотрел, как он рисует, какие приемы использует, и все это впитывал, даже не подозревал, что в будущем мне это пригодится. Мой отец хорошо рисовал, хотя был самоучкой, и я, видимо, перенял от  него этот дар: в юности увлекся графикой, стал рисовать, и хотя жизнь иногда делает резкие повороты — так, например, я окончил два технических вуза,  — любовь к прекрасному и ремеслу взяла все же верх.

Оканчивая университет кино и телевидения, я параллельно окончил курсы дизайна и графики и стал работать в издательствах и много общаться с художниками, бывал у них в мастерских, завороженно смотрел, как они гравируют доски, печатают свои работы на офортном станке. Однажды довелось побывать в Европе — в мастерской, где вручную делали книги,  — это называлось «книга художника». Вот там-то я и понял, чем я бы действительно хотел заниматься.

А. А.: То есть специального образования у вас нет, а  искусство печати — это то, что, как и во времена Гутенберга, передается от Мастера — к Ученику?

В. А.: Специального образования в той области, в которой я работаю в своей мастерской, не получить. Нет уже такой профессии, как наборщик литер, нет механиков, разбирающихся в старинных станках. Вы правы  — все передается от мастера ученику. Но у меня это в первую очередь огромный интерес к старинному «железу» и искусству печатного дела. Мне, как и Петру I, пришлось осваивать новые ремесла. Сначала пришлось реставрировать станки, вытачивать нужные детали, красить (немецкие станки только покрасил, так как они до сих пор в очень хорошем состоянии).

Затем нашел переплетчицу, у которой многому научился, параллельно освоил печатное ремесло, печатаю как высокой, так и глубокой печатью. Замечу, многие говорили: «У тебя ничего не выйдет», что не осилить мне печатное дело, переплетное, но я упорно шел вперед. Высокую печать пришлось осваивать самому, с нуля. Казалось бы, ничего сложного, но на практике — не так все просто, много было ошибок, но тем и ценнее для меня этот опыт.

Тайны высокой и глубокой печати

А. А.: В одной из прошлых жизней я работала в отделе рекламы и маркетинга издательства «Азбука». И надо было из макетов обложек, подготовленных дизайнерами в  типографию, «мастерить» для рекламы обложки-картинки — и цветные, и черно-белые.

Оказалось, «перевести» цветное изображение в черно-белое — не так уж просто. Однажды я сдала «кальки» для семи книг серии «Азбука-классика», а через две недели мы получили тиражи... И все мои прекрасные обложки, с любовно отбалансированными слоями по шкалам серого, яркости и контраста, превратились в черные плашки! (У кого есть книги с таким косяком — да, это я.) Из  криков технолога становилось ясно, что серия печаталась не офсетной, а высокой печатью. Не могли бы вы объяснить читателям, что такое «высокая печать» и «глубокая печать»?

В. А.: Начнем с высокой печати. Это когда краска наносится на выступающие элементы печатного материала, например, ксилография. Сначала на деревянной доске вырезается изображение и краска накатывается по  поверхности доски, а далее под давлением изображение с доски переносится на бумагу.

Минус высокой печати в том, что краска наносится тонким слоем и добиться «сочного» черного цвета очень сложно. Если накатать очень «жирно», в надежде, что оттиск будет ярче, чревато тем, что краска начнет растискиваться и мелкие детали сольются, получится вместо красоты сплошная грязь. Так что высокой печатью сложно добиться пропечатывания тонких линий.

Но с этой задачей с легкостью справляется глубокая печать. Например, офорт. Для офорта необходима металлическая доска, которая покрывается специальным лаком, потом лак коптится, и на этой черной поверхности гравируется рисунок. Специальной иглой снимается слой лака — до металла. Затем доска опускается в кислоту, где травится. Те участки, что остались не под лаком, протравливаются. Получаются бороздки. Затем краску «набивают» в бороздки, то есть в отличие от высокой печати ее не накатывают, а, наоборот, помещают вглубь бороздок. Лишнюю краску снимают с поверхности доски, и так же под давлением в офортном станке изображение из бороздок «вытягивается» бумагой. Получается оттиск.

А. А.: Я все же поясню: эти изображения вырезаются или гравируются, а значит, обычные растровые иллюстрации или, к примеру, фотографии не подойдут. Кстати, Вячеслав, вы же в последние месяцы ставили эксперименты по печати «фотоофортов»?! И каковы результаты? Есть ли у нас надежда, что на вашей прекрасной бумаге можно будет печатать и растровые изображения?

В. А.: Да, сейчас занят освоением фотоофортов. Пока только начало пути, но уже есть небольшие успехи. Я думаю, еще 9000 ведер — и золотой ключик наш. В Европе делают очень красивые фотоофорты, чем мы хуже? Так что и это тоже осилю. Но надо понимать, что фотоофорты, конечно, будут отличаться от фотографии в ее привычном нам виде — это другой вид печати, другая фактура.

Уникальный парк

А. А.: «Петровская печатня», вся эта коллекция — она ведь большая часть вашей жизни, да? Расскажете, как собирали?

В. А.: Когда я только начинал, я планировал открыть мастерскую, подобную мастерской первопечатника Иоганна Гутенберга. Задача оказалась не такой уж и легкой. Чтобы собрать старинные станки, пришлось объездить пол-России (Тула, Москва, Псков, Новгород…). Многое оказалось сданным в металлолом, так как в наш век все перешли на компьютеры. Было сделано более 1000 звонков по различным организациям. В итоге, по крупицам, стала собираться «коллекция».

Первым стал тигель ПТ-4, затем два немецких больших позолотных пресса XIX века фирмы KRAUSE, на них и печатаю книги. Позже приобрел папшер, переплетные прессы, офортный станок, итальянский пробопечатный станок…

Хранил поначалу что-то в гараже, что-то у знакомых в типографии, что-то у себя дома. Но когда понял, что много уже всего есть и пора начинать, снял помещение. Все привез и разместил в своей мастерской, а так как родился и живу в Санкт-Петербурге — назвал «Петровская печатня».

А. А.: Правда ли, что в вашей коллекции есть станок, на котором печатал «Искру» «дедушка Ленин»? И сколько надо разных станков, чтобы воспроизвести старинную печатню книг? Как я понимаю, в квартире все это не помещается, верно? Революционеры, видно, жили в  чьих-то домах, а не в городских квартирах. Как решаете вопрос с «жилплощадью» для «Печатни»?

В. А.: Можно все и на коленках делать, но если это тираж, тогда удобнее и качественнее — на станках. Если старинная книга состоит из наборного текста и гравюр, необходим станок для высокой печати, тогда это может быть большой позолотный пресс, как у меня, или тигель — он весит более тонны, в квартиру уж точно его не хотелось бы ставить, — как у В. И. Ленина.

Мой тигель помоложе станка революционера, поэтому навряд ли к нему прикасалась рука дедушки Ленина, а вот к моему немецкому большому позолотному прессу, вполне возможно, прикасался какой-нибудь знаменитый гравер или печатник из Германии.

Еще необходимы обжимные прессы — большие и маленькие. Я собрал приличный парк станков, более пятнадцати, но часть уже продал, так как понял, что лично мне для работы хватает всего четырех.

Мечта о музее

А. А.: Это так жаль! Но я слышала, к вам приходят студенты, и они мечтают о создании музея. А мечты книжных детей часто сбываются. Поэтому давайте немножко помечтаем: что нам надо для музея? Каким он был бы, этот музей?

В. А.: Была мечта изначально сделать воркшоп. Да, музей, но не «мертвый», где можно лишь «лицезреть» станки за веревочкой, а пространство в каком-нибудь здании с кирпичными стенами, куда стекались бы люди, увлеченные печатной графикой. Там они могли бы знакомиться со старинным оборудованием, получить возможность поработать на нем и заодно узнать историю многих видов печати. В этом же пространстве можно было бы делать уникальные книги, плакаты, гравюры, проводить презентации и аукционы для созданных произведений искусства, а часть денег можно было бы переводить на благотворительные цели.

Основное: такому музейному пространству необходимо примерно 200 м2 . Пока такой проект мне одному поднять сложно, но, возможно, в будущем я найду единомышленников-инвесторов.

А. А.: Ух, мне уже хочется! Я просто вижу его! А что для  детей? Могли бы в этом музее проводиться мастерклассы для детей — творческих и любопытных?

В. А.: Когда было свободное время, я устраивал мастер-классы для детей. Что самое интересное, дети приходили с родителями, и родители, как маленькие, с большим рвением «возились» с литерами и помогали печатать. В общем, было интересно, весело и познавательно. Сейчас, к сожалению, на такие мероприятия не хватает ни времени, ни пространства, но опыт есть, и если найдется помещение побольше, я не против возобновить традицию.

А. А.: А еще — сувенирная лавочка, да? Чтобы у людей была возможность поблагодарить музей и его сотрудников, а заодно приобрести нечто уникальное в  подарок друзьям и себе на память. Я помню, такая печатня существовала на территории Петропавловской крепости. 

(Кстати, действительно, безумно красиво сочетался металл с красным кирпичом! Даже не могу себе представить станок в интерьере «кабинета».) Мы всегда приобретали там офорты для иногородних и иностранных друзей. Впрочем, потом эта печатня куда-то исчезла...

В. А.: Да, обязательно сувенирная лавка. Ведь многим интересно не просто сделать, чтобы лежало на полке, а  чтобы их труд был оценен по достоинству и принес радость другим. В этой лавке мы бы выставляли свои работы: книги, гравюры, экслибрисы и многое другое.

Экспериментальная лаборатория

А. А.: И, если я все верно понимаю, это был бы Музей, осуществляющий не только просветительскую, но  и  научно-исследовательскую и даже экспериментальную деятельность?..

В. А.: Совершенно верно, это необычный музей, музей, где всегда все должно вертеться и крутиться!

Последние три года я работал над книгой по повести А. С. Пушкина — «Пиковая дама». Понимая, что книга должна быть с «изюминкой», я разработал и запатентовал уникальный метод печати гравюры с визуальным эффектом: при попадании света на гравюру в ней проявляется скрытый рисунок, например, в окне у Германна появляется графиня, а на сукне можно увидеть, какие ставки делал Германн. Таким образом, невидимое становится видимым, читатель разгадывает тайны, которые скрыл в повести А. С. Пушкин.

Бумага тоже уникальна: я потратил почти год на эксперименты с ее производством. Она изготовлена способом ручного отлива из стопроцентного переработанного хлопкового волокна с водяным знаком в виде надписи «А. С. Пушкин и Пиковая дама».

Тираж этой книги всего 21 экз. Книга выполнена в виде колоды карт: в ней 54 листа и каждый соответствует определенной карте и масти. Главы начинаются с буквиц, выполненных в виде мини-гравюр, отражающих сюжет. В книге 11 гравюр, 5 из которых с визуальным эффектом. Гравюры и текст отпечатаны на старинном немецком механическом станке XVIII века Karl Krause. На  дополнительном листе-памятке указано расположение страниц, обложкой для книги является сукно с  вышивкой и двумя ляссе, а само издание хранится в шкатулке, изготовленной из ценных пород дерева.

Сейчас я готовлю еще одно издание по сказке Александра Сергеевича Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке». Так как делаю каждое издание уникальным, то уникальность именно этой книги будет заключаться, кроме прочего, в том, что книга поплывет, как золотая рыбка, на Северный полюс и обратно в Санкт-Петербург. Всех тайн пока не буду раскрывать.

А. А.: В качестве Музейных экспонатов или Уникальных Сувениров — бесценно! Но, конечно же, слишком дорого для... «производства в относительно массовом масштабе». Хотя закладки, открытки и офорты на бумаге ручной работы все же вполне доступны скромным любителям необычных вещиц?

В. А.: Да, для любителей необычных вещей я разработал серию закладок с поэтами Серебряного века и серию открыток с  видами Санкт-Петербурга. Сейчас работаю над гравюрами Михаила Ивановича Махаева, получается очень красиво. Хотя гравюры это уже ближе к интерьерным решениям.

А. А.: Еще на базе такого музея — работающей типографии можно было бы выполнять переплетные работы... например, делать ручные уникальные обложки?

В. А.: Можно. Ко мне часто обращаются музеи, университеты, чтобы я сделал им книгу отзывов или репринтное издание. Это как раз тот случай, когда я печатаю блок на цифровых машинах или офсетной печатью, но укладываю его в «богатый» кожаный переплет с тиснением. Получается более «подарочный» вариант. Бывали случаи, когда мне приносили книгу, но  хотели сделать уникальный переплет, тогда я снимал обычную обложку и делал эксклюзивную для просителя.

А. А.: Вячеслав, в Книжной Галактике есть еще одна легенда: если несколько Книжных Детей загадает, чтобы что-то сбылось  — оно непременно сбудется. Могу ли я попросить их помечтать, чтобы «Петровская печатня» приобрела статус Научно-исследовательского исторического интерактивного Музея?

В. А.: О, да, это был бы для меня бесценный подарок! Спасибо.

___________________________
Редкости:
А. С. Пушкин 
Пиковая дама
«Петровская печатня»
Поэты Серебряного века 
Книжные закладки
«Петровская печатня»
___________________________

[март, 2019]

 

 

События

05.03.2024
C 28 февраля по 10 марта в Большом зале Санкт-Петербургского Союза Художников на Большой Морской проходит выставка иллюстраций книг для детей и юношества.
28.12.2023
Двенадцатый дайджест Музея - собрание лекций, семинаров, статьей и других материалов: деятельность Музея за четвертый квартал 2023 года.
17.11.2023
10 детских брендовых детских издательств России — на X-й Шанхайской международной книжной выставке детских книг!
13.11.2023
Футуристы, конструктивизм, искусство плаката начала XX века и эксперименты со шрифтами и типографикой — программа лекций в ЦГПБ Маяковского от звезд петербургской студии шрифтового дизайна TypeType 18 ноября — 15 декабря, 2023 год.
27.10.2023
Друзья Музея Книжной галактики «Музей уникальных вещиц» приобрели в подарок галактике музея «Лошадиная сила» невероятно красивую печатную машинку! С 27 октября — в экспозиции музея, кодовая фраза для друзей и меценатов: «Образцовая Ундервуд».
Следите за новостями проекта в разделе
Следите за новостями проекта в разделе "Книжная галактика. - Дипломатия"!