«Он переводит правильно!»: переводчик Арам Оганян о трудностях профессии

От Музея: у нас в гостях — Арам Оганян, известный в Книжной галактике как переводчик Брэдбери, Шекли и Сарояна. В специальном интервью Музею он рассказывает о профессии переводчика, ее нюансах и трудностях. Благодаря Араму мы познакомимся с видами устного перевода и спецификой каждого, узнаем, как учили переводчиков в МГУ, побываем на стажировках, профессиональных конференциях, в операционной и даже на встрече глав государств...

Беседует с Арамом Оганяном хозяйка Музея Аня Амасова
Питер, осень 2023 года
Расшифровка интервью: Юлия Симкина
На фото: Арам Оганян и стажер Музея, студент-дизайнер Лиза Арсанусова

«При адекватном переводе некоторых лиц
переводчика могут заподозрить в идиотизме»,
или Трудности устного перевода

Чтобы все понимали, о чем пойдет речь, в начале необходимо дать читателям представление о некоторых явлениях и терминах. Начну с того, что существует два вида устного перевода: последовательный и синхронный. При этом синхронный также можно поделить на две категории: обычный и, как мы в своем кругу его называем, «шушутаж».

Последовательный перевод — это «ты говоришь, я тебя записываю в блокнот, перевожу ему». И наоборот: «он говорит, я его записываю и свою запись перевожу тебе».

Переводчик может работать с последовательным переводом как для двоих участников, так и для целого зала. Во втором случае надо говорить громко и при этом поглядывать на слушателей: все ли поняли? Если у кого-то вопрос — перевести вопрос для всех.

Довольно изнурительная работа, как и любая, где приходится много контактировать с людьми: кто-то говорит тихо, кто-то невнятно, кто-то вообще говорить не умеет и несет ахинею, а тебе ее надо перевести (если ты чего-то не понял, должен переспросить).

Однажды мне трижды пришлось переспрашивать представителя нашей прокуратуры: действительно ли он хочет сказать эту чушь, которую произнес. В итоге — не стал углубляться и перевел «как есть». После этого у меня родился афоризм: при адекватном переводе некоторых лиц переводчика могут заподозрить в идиотизме.

Переводчики не любят последовательный перевод: на нем сильно устаешь, поэтому мы все чаще требуем, чтобы нас было хотя бы двое, как при синхроне.

Синхронный перевод — это когда «у тебя микрофон, ты в этот микрофон говоришь — я тебя слышу в своих наушниках, кроме них у меня тоже есть микрофон — из него мой перевод тебя идет тому или тем, кто сидит в наушниках».

При синхронном переводе мы, переводчики, сидим в кабине, которую некоторые называют «будкой». А мы там, следовательно, «гавкаем», в этой «будке». Один мой товарищ так и говорит: «Всё, отгавкался». Смена переводчика обычно происходит с интервалом в полчаса. Но все больше моих коллег просят, чтобы интервалы были хотя бы 20 минут или даже 15, — возможно, стареем.

Но выгораешь на синхроне от напряжения действительно быстро! Если на последовательном переводе есть время подумать, пока один говорит, а ты записываешь, есть возможность провести какой-то анализ текста, переварить его и понять, то на синхронном переводе такого времени нет. Мы говорим практически в унисон с клиентом. К нему не подойдешь, не скажешь: «Еще раз повтори» или «Я тебя не понял».

Очень часто ты вообще сидишь далеко и в лучшем случае перед тобой есть экран, где ты хотя бы видишь этого лектора. Это очень важно — видеть лицо говорящего. Видеть, как он говорит. По лицу очень многое улавливаешь и понимаешь.

Ах да, и обещанный шушутаж! Это тот же синхронный перевод, но без аппаратуры, когда ты буквально делаешь на ухо своему клиенту так: «Шу-шу-шу». 

И это ужасно всех нервирует. А в первую очередь — тебя.

«Наш президент справа от меня, его помощник — слева,
между ними — я...»,
или Трудности перевода для глав государств

Фотография переводчика Арама Оганяна из коллекции Музея

В качестве примеров необычных последовательных переводов приведу замечательную поездку с нашим президентом в Хорватию, куда он ехал, чтобы встретиться с президентом Месичем. Когда Месич был в Армении, я переводил для них обоих, и когда наш поехал с ответным визитом — снова взяли меня.

Мы вылетели на президентском самолете, долетели до Адриатического моря, где на архипелаге Брийони с югославских времен находится резиденция Тита, ныне ставшая резиденцией хорватских президентов. Там нас и принял Месич. Работа велась так: переводчица Месича переводила с моего русского на хорватский, и, соответственно, с хорватского на русский, где от меня уже перевод не требовался, потому что русский все и так знали.

После нам устроили небольшую культурную программу: привезли на один из островов, где на маленькой ферме угостили вином и хамоном. На следующий день мы были уже в Загребе — там мне довелось переводить в хорватском парламенте.

Представьте себе длиннющий стол. За столом — наша делегация, их делегация. Наш президент справа от меня, его помощник — слева, между ними — я, со своим блокнотом. Я последовательно перевожу нашему президенту с армянского на русский, хорватская переводчица — с русского на хорватский… И хотя протокольные встречи не бывают долгими, и на самом деле вся встреча заняла, наверное, не больше двадцати минут, мне показалось, длилась она бесконечно!

После насыщенных полутора дней вылетели из Хорватии. Когда в аэропорту я вышел из ВИП-зоны, рядом не оказалось никого из тех, с кем я летел, чтобы подбросить до города. И вот, на мне вся «сбруя»: костюм, галстук, — и я с чемоданом бреду по обочине в поисках такси…

Переводил я также Лаврову и некоторым российским премьер-министрам, когда они приезжали в Армению.

«На каждом слайде — какая-то медицинская белиберда»,
или Трудности переводов конференций

Отдельный вид работы и целый пласт «трудностей перевода» — перевод конференций. Выходит один человек и читает свою презентацию, потом другой, пятый, шестой… В этом случае мы, переводчики, должны получать презентации заранее. А очень часто нам дают их за сутки или в день события, а то и вообще не дают.

Чтобы объяснить, что представляет собой работа переводчика на конференции, приведу в пример проходивший у нас конгресс по офтальмологии. Тогда нам дали презентации заранее: каждая — по полчаса, слайдов на 40-50, а на каждом слайде — какая-то медицинская белиберда. Ты в глаза не видел этих терминов никогда, потому что эти лекции — не общий треп о вреде курения, а настоящий разбор реальных случаев, со всеми тонкостями, которые только могут интересовать специалистов-практиков.

Хорошо помню, что каждую присланную презентацию, которая будет прочитана за 20-30 минут, я переводил по два-три часа. В огромный блокнот записывал названия слайдов, выписывая из них ключевые термины. Но это легко сказать — «выписывать ключевые термины»! Ты ведь должен еще заглянуть куда-то, чтобы понять, что это за термин, как его переводить. Что он в принципе означает — тоже желательно знать. Поэтому составляешь для себя глоссарий, и за каждым термином лезешь копаться в какой-нибудь Гугл, — это на самом деле непередаваемый кошмар. Но зато во время презентации ты не упадешь лицом в грязь.

А потом тебе даже говорят «спасибо», а в редких случаях спрашивают, не врач ли ты.

«349 половых органов»,
или Забавные трудности из практики

Переводчик Арам Оганян (в центре) за работой.
Фото из коллекции Музея уникальных вещиц

Однажды американцы проводили семинар для ветеринаров: арендовали бойню и принесли туда туши забитых животных, чтобы мы их препарировали и изучали на предмет различных заболеваний. Разрезали, раскрывали: «Смотрите, что не так!» Мы были укутаны в специальные костюмы, все в масках, только я — без, потому что тогда еще не умел говорить из-под маски. И все, кроме меня, с ножами!

А в другой раз — переводили мы гомеопатическую тусовку, а они какой-то латинский термин используют, и я прошу напарницу посмотреть в медицинском словаре его значение. Она смотрит, пишет мне на бумажке. Читаю: «349 половых органов». Я подскакиваю на месте: «Что ты написала?!» Оказалось, что это — зуд. Такое вот волшебство: если слово «зуд» написать ручкой на бумажке, получится «349»…

«А кто-то подходит и начинает стучать по столу молотком…»,
или Кто и как мешает переводчикам

Самая распространенная трудность в нашей профессии: переводчику мешают переводить. Например, кто-то громко разговаривает рядом, шуршит какой-нибудь оберткой или стоит у тебя над головой и фотографирует со вспышкой.

Конечно, переводчику необходимо сидеть в отдельной кабине. Впрочем, и в ней до тебя доберутся: кто-нибудь обязательно придет и встанет перед твоим окном. Дай Бог, это оператор, который постоит и уйдет (мы обычно стучим ему из Зазеркалья). Но ситуации бывают разными: и в одних ты можешь призвать окружающих к порядку, а в других — нет.

В некоторых переводческих школах специально создают такие ситуации: например, ты сидишь переводишь, а кто-то подходит и начинает стучать по столу молотком, — и необходимо как ни в чем ни бывало дальше переводить...

Временами бывает, что мешает сам клиент. Чаще всего он забывает, что в какой-то момент пора остановиться, «передав слово» переводчику. Выходит, довольный собой, и начинает вещать, «коротенько так, минут на сорок»... Что делать переводчику? Сидеть и записывать эту речь в блокнот.

Со мной произошел курьезный случай, когда в Армении праздновали 15-летие национальной валюты и выступал председатель Центрального банка — в страшном мандраже. А как иначе, ведь пришел весь дипкорпус, все министры и президент страны! И вот этот деятель выходит к ним и говорит-говорит-говорит…

Выручил меня и слушателей наш родной президент: подошел к председателю Центробанка, похлопал его по плечу и показал на меня.

В зале стоял хохот!

«Где Ваш блокнот? Память тренируете?»,
или История блокнота переводчика

Понятно, не у него одного нервы «на пределе», они у многих на выступлениях «на пределе», и для переводчика в таких ситуациях — не всегда вас сможет выручить президент — мало приятного. А вот блокнот выручит вас обязательно. Кроме того, он показывает ваш профессионализм, подготовку и соответствующий мероприятию уровень.

Как-то раз я переводил энергетическую тусовку по теме, которую хорошо знал. Забыв блокнот, вышел и начал переводить — очень гладко, ничего не перепутал, нигде не соврал, — все потом говорили «спасибо», за исключением одного человека, который спросил: «Где Ваш блокнот? Вы что, память тренируете?» Это был российский посол.

Пора открыть непосвященному читателю «тайну блокнота переводчика». Для российского посла необходимость блокнота была также очевидна, как и для меня, потому что этому учат с первого курса на всех военных кафедрах. Нас в МГУ тоже обучали этому военные переводчики, которые применяли блокнотную запись… в процессе допроса военнопленных! И требовали того же от нас. Мы хохотали, скрипели зубами, но записывали. И этот навык пригодился мне сразу, уже в студенческие годы.

Когда я учился на третьем курсе МГУ, в Москве проходили Олимпийские игры, и меня «забрили» на Олимпиаду. Причем — в протокольную службу Олимпийского комитета, то есть в службу почетных гостей, где имеешь дело с высокопоставленными лицами.
В один из дней я совершенно не должен был приходить на работу, просто случайно туда зашел и даже одет был не «по форме», а мне сообщают, что приехал министр внутренних дел Нигерии. Говорят: «Поезжай в Шереметьево, встречай шефа!»

Приехал. Там стоит все МВД, не ниже полковника: генералы, генерал-лейтенанты, в штатском и не в штатском, — встречают. Смотрят на меня: «Ты кто?» — «Я от оргкомитета.» — «А почему в джинсах?!.» Мне, конечно, потом «влетело» от Оргкомитета, но как бы то ни было, Юсуфа я встретил.

Поскольку Юсуф — министр Нигерии, а у нас с ними какие-то хорошие отношения были, или только собирались быть, его принимал министр внутренних дел СССР, генерал армии Щелоков. Нас привезли в МВД, завели в кабинет и сказали: «Пожалуйте, генерал армии Щелоков». И смотрят на меня, студента, людоедски облизываясь: «Ну, переводи!» Уверен, они тогда все знали язык получше меня — я все же языковед и многое чувствую, — достал блокнот и, как учили… «допросил».

Крайне впечатлил уважаемую публику!

«Какая частушка без мата? Других не бывает!»,
или Русский фольклор для армянских второкурсниц

Много позже, когда я пришел преподавать русский язык на факультет русского языка и литературы в государственном университете Еревана, поехали мы с второкурсницами на фольклорную практику. Сейчас фольклорной практики давно нет, а раньше была: одна группа ездила в Новгородскую область, другая — в Тверскую, вот и мы отправились в Старицу.

Как раз в тот год я слушал лекции по языческим остаткам — следам в русской фольклорной культуре, и многое было мне в новинку. Оказалось, что баня, как ни парадоксально, считается нечистым местом, потому что там водится нечистая сила. А еще в ней колдуют: в доме колдовать нельзя, а в бане — можно.

Вооруженный этими знаниями, спрашиваю местных:

— А вы в бане колдуете?

Они на меня испуганно смотрят:

— Ну, да…

Девицы-студентки мои в это время собирали по деревням фольклор. Возвращаются, говорю: «Покажите блокнотики! Что написали?» А в блокнотиках одни многоточия стоят.

— ???

— А мы ничего не поняли!

Оказывается, им исполнили «матные частушки» — кстати, местные их сами так называют: не «матерные», а «матные». («Какая частушка без мата? — объясняли они. — Других не бывает!») И мои невинные второкурсницы, услышав этот поток и не поняв ни единого слова, заполнили блокноты многоточиями.

Так что, увы, история не сохранила эти частушки для потомства.

«Сами же хотели наладить отношения!»,
или Студенты-переводчики за рубежом

В свои студенческие годы мне доводилось встречать студентов других ВУЗов, которых отправляли в командировки за рубеж: Франция, Германия, Англия… Мы, в МГУ, о таком и мечтать не могли. Даже наши преподаватели о таком не мечтали!

Впрочем, Институт стран Азии и Африки (МГУ) отправлял своих студентов — в Индию и Афганистан. Последний был очень модным направлением. Только никто не хотел туда ехать. Мой одноклассник, поступивший чуть позднее как раз в Институт стран Азии и Африки, отправился на стажировку в Афганистан и вернулся оттуда с орденом Красной звезды — я видел его после ранения.

Арабисты тоже попадали во всякие передряги на Ближнем Востоке.

В числе наших преподавателей был один парень, ненамного старше нас, старший лейтенант с медалью «За боевые заслуги». Он попал в Йемен. Рассказывал мне такую историю:

— Еду по пустыне на грузовике, смотрю: на обочине лежит верблюд, и безутешный араб рядом с верблюдом. «Что случилось?» — «Верблюд ногу сломал». Это трагедия. Достаю из грузовика доски, ставлю верблюду шину, возвращаюсь на базу… На следующее утро перед базой выстраивается целый караван — родственники и друзья этого человека, чьего верблюда я спас. Военные советники — в ужасе! Говорю: «Сами же хотели наладить отношения! Я всего-то доску отдал, а вы за эту доску приобрели дружбу, верность и привязанность целого племени! Радуйтесь!»

Мне лично не довелось послужить в армии в форме. Когда я заканчивал университет, мой шеф по кафедре военной подготовки сказал: «Я готов на тебя написать представление, чтобы ты пошел на курсы переподготовки и послужил пару лет военным переводчиком». Мой отец — полковник, один из гуру противовоздушной обороны Советского Союза, доктор математики и первоклассный инженер, — посмотрел тогда на меня и пророчески сказал: «Ты еще успеешь навоеваться».

Это был 1982 год.

«Если вам не по себе, отойдите к стеночке…»,
или Трудности работы переводчиков-волонтеров

Арам Оганян в форме переводчика-волонтера, осень 2023 года
Фото из коллекции Музея уникальных вещиц

Нередко переводчики нужны как волонтеры. В этом году [2023. — Прим. ред.] мы были приглашены волонтерами в Ожоговый центр Еревана [куда привезли пострадавших от взрыва склада с горючим в Арцахе. — Прим. ред.]. В кризисных ситуациях, когда привлекают переводчиков, их работу тоже оплачивают, но именно как волонтерскую: я стою с врачами по восемь-девять часов и получаю столько, сколько в обычной жизни зарабатываю за полчаса.

Переводчик может работать в связке с физиотерапевтом. Здесь важно наладить контакт с пациентом — визуальный и аудио. Ты должен говорить внятно и громко, должен общаться с его присутствующими там же родственниками и передавать все команды, которые говорит твой физиотерапевт. Также может понадобиться оказать больному помощь: сесть, встать.

Переводчик может понадобиться и на операциях. Например, если в операционной присутствует хирург — носитель другого языка, переводчик должен его переводить своим хирургу и медсестрам.

Этой осенью я впервые видел процесс ампутации: я зашел, человека оперируют шесть-семь специалистов, все в масках и их плохо слышно, а обсуждают важные технические моменты, — пришлось чуть ли не носом залезть в эти отрезанные фаланги на подносе.

Но наши врачи очень бережно к переводчикам относятся, говорят: «Ребята, если вам не по себе, отойдите к стеночке или выйдите из операционной».

Но операции все же редкость, чаще помощь нужна на перевязках. Было бесконечное количество перевязок, каждая из которых длилась от часа до полутора. Американская медсестра, американский анестезиолог, наши врач и медсестра, — общим счетом человек десять, — им всем надо переводить, в том числе пациенту.

Откровенно говоря, перевязки мало чем отличаются от операций, разница только одна: наркоза не хватает и пациент все равно чувствует жуткую боль, потому что это ожоги плюс инфекции. Люди просто плавают в этих инфекциях! Ты снимаешь повязку и хочется, чтобы на тебе не одна маска была, а хотя бы две. Да, на перевязках переводчикам приходится помогать специалистам: ногу пациенту поднять, его самого перевернуть… — а он при этом истошно кричит тебе в ухо, хотя ему влили анестезии несколько шприцов…

Я наблюдал все это две недели: угольно-черные лица и кровавые губы, но все в сознании, мы даже общались. Сейчас работа там еще продолжается, но уже только наши физиотерапевты работают и медсестра.

«Переводчик, на что ты себя переводишь?»,
или О применении переводчиков

«Чаепитие» переводчиков в бомбоубежище.
Степанакерт, октябрь, 2020
Фотография из коллекции Музея уникальных вещиц

Один из моих переводческих афоризмов: «Переводчик, на что ты себя переводишь?» — самый любимый и... непереводимый.

Где еще применяются переводчики? Если не брать в расчет художественный перевод для издательств, то, во-первых, существует огромная армия нотариальных переводчиков. Языка не знают, потому что оперируют шаблонами, в эти шаблоны записывая пару строк текста: имя, фамилия, дата рождения, — и берут за это колоссальные деньги.

Во-вторых, есть переводчики судебные. Люди, не зная языка, приезжают в страну, набедокурят — их нужно обеспечивать переводом в суде. Одно время мне настойчиво предлагали, но я категорически отказался, потому что приблизительно знаю статус переводчика в суде: это совершенно бесправный специалист, об которого всякий может вытереть ноги и еще пригрозить ответственностью. Тяжущаяся сторона может дать переводчику отвод или обвинить, что тот неправильно переводит, — и нет никого, кто бы сказал: «Угомонитесь! Он переводит правильно!» Поэтому я всячески избегал и избегаю иметь дело с судебным переводом.

Пожалуй, можно говорить о наличии у переводчика тех или иных специализаций, зная о которых, его приглашают к сотрудничеству. Я, например, специализируюсь на гомеопатии, ожоговой хирургии, хорошо знаю гемодиализ, медицину катастроф, минно-взрывные лекции для саперов — это не для врачей, а для ребят, которые будут оказывать помощь, пока приедут настоящие врачи... В основном же приглашают на профессиональные конференции и для сопровождения деловых и правительственных делегаций.

[январь, 2024]