«НЕ СОВСЕМ О БАРСЕЛОНЕ...» Эссе Виктории Янушевской о ценностях жизни и путешествии в Испанию на один день

От Музея: а мы продолжаем открывать для себя мир вместе с писателями. Сегодня с Викторией Янушевской мы отправимся в Барселону, — всего на один день, но стартуя из Великобритании, так что наше читательское путешествие продлится чуточку дольше. Эта свежая литературная жемчужинка в Музейной коллекции эссе-впечатлений, как подмечено в заголовке, — не только о Барселоне, но о ценностях жизни, которые не слишком заметны в череде рутинных рабочих дней...

Текст: Виктория Янушевская
Фотоиллюстрации: Ольга Усова

Я, собственно, никуда ехать не собиралась. В моих планах была обычная рабочая неделя: дождливая и ветреная, с бадминтоном в понедельник вечером и закупкой продуктов в пятницу. Я собиралась каждый день вставать ни свет ни заря, брести с кофейной кружкой в сонной темноте деревенской улочки, чертыхаясь вступать в одну и ту же лужу у ворот, а в сумерках возвращаться. И работать без выходных только лишь потому, что новая коллега села на свой очередной, четвертый больничный.

Эта полная женщина пятидесяти семи лет, с мелированным каре, суетливая и рассеянная, устроилась в прачечную нашего дома престарелых в январе и за два месяца умудрилась отработать лишь несколько дней. Традиционные причины для пропусков ей быстро наскучили и, главное, не давали необходимого размаха. Долго ли просидишь с диареей? Боли в спине подарили ей еще несколько дней. Через неделю у нее поднялась температура, и она позвонила в пятницу, заверив, что и в понедельник с огромной долей вероятности температура не спадет! Она не ошиблась.

Я с нетерпением ждала вторника, было чувство, что Хелен вот так просто не сдастся, не для того она устраивалась, чтобы приходить, как все, на работу и получать зарплату. Казалось, я разгадала ее упрямый замысел — болеть публично, стать темой оживленных бесед, дать повод для сплетен и догадок, ведь, как известно, на миру и диарея красна. Кто бы вспоминал о ней и ее многочисленных недугах, кто бы чертыхался в тишине раннего утра, кроме ее невысокого супруга в старых ботинках с истертыми по внешнему краю подошвами, если бы не коллеги, узнавшие спозаранку, что Хелен снова не придет? Это ее маленькая минута славы, это внимание, которого она, возможно, была лишена в детстве, это ее номер в передаче «Британия ищет таланты — 2024». Но вполне возможно, что мне, как ее линейному менеджеру, просто необходимо какое-то мифическое оправдание, чтобы сохранять спокойствие и рассудительность, поэтому я романтизирую обычного инфантильного ипохондрика, который не желает работать, залез на шею мужа, стоптавшего подошвы под непосильной ношей «стоимости проживания», о которой так много пишут в газетах и которая так красноречива в цифрах ежемесячных счетов.

Во вторник секретарша нашего директора нашла меня в бельевой в самом разгаре инвентаризации и пропела, размахивая листком:

— Вот пришло письмо от терапевта из нашего медицинского центра. Хелен на больничном до конца февраля.

Я с любопытством заглянула в мятую цветную бумажку — в графе «диагноз» значилось: «Big grief». Большая печаль? Великая скорбь? Огромное горе? Я вопросительно посмотрела на Джо.

— Я не очень поняла. Хелен звонила, сказала, что у нее кто-то умер, — сказала секретарша и скороговоркой добавила: — Ты веришь?

— Очень жаль, очень жаль, — уклончиво ответила я, сожалея не то об усопшем, не то о пропавших выходных, которые мне некем прикрыть, кроме как собой. Кому-то надо было работать, пока Хелен горевала.

Вечером позвонила подруга и рассказала, что она купила билеты в Барселону, что пропади все пропадом, что денег никогда не будет в необходимом количестве, что виза истекает, что «вот и жизнь пройдет, как прошли Азорские острова», что в Питере слякоть и ветер, а в Барселоне солнце, пальмы, плюс восемнадцать и собор Святого семейства. Подруга хотела поехать туда, где тепло, где раннее утро такое матовое в ожидании зноя, где на белой и широкой площади Каталонии голуби взмывают в синее небо. И она готова больше трех часов лететь в Турцию, десять часов ожидать пересадки и около часа добираться от аэропорта до отеля, чтобы зарегистрироваться, наспех бросить в номере вещи и отправиться в один из прибрежных ресторанчиков, заказать паэлью, бокал сангрии и зажмурить глаза.

Мы встретились с ней в неимоверной толчее знаменитого пешеходного бульвара Рамбла, где под высокими платанами расположились рестораны, цветочные магазины, театры и рынок Бокерия.

Как-то все сложилось само собой. Днем добрая Джойс согласилась подменить меня на два дня, и директор не возражал, кивал понимающе: «Отдых нужен» — и даже попытался втянуть в политнекорректное обсуждение лени как национальной черты англичан, а вечером я уже добросовестно изучала достопримечательности каталонской столицы, набрав в поисковике: «Барселона за один день». Оценив расстояние, время и свои возможности, я забронировала крохотную комнатку в отеле, приобрела онлайн билеты в парк Гуэль, собор Святого семейства, музей Пикассо и вылетела вечерним рейсом, чтобы провести с Ольгой один февральский день в Барселоне.

Я поселилась в мини-отеле, в таком маленьком номере без окон, что серьезно волновалась, хватит ли кислорода до утра, в готическом квартале, на узкой, как проход между книжными стеллажами, улочке с магазинчиками и кафе. Так и осталось у меня от квартала ощущение тесноты и темноты. Извилистые пешеходные улочки, пропахшие кофе и марихуаной, неизменно приводили на высокие и светлые, как подмостки, площади, обсаженные мандариновыми деревьями. Оранжевые плоды прятались в густой зелени и казались искусной декорацией. Я не удержалась и попробовала один мандарин. Он оказался сладким и ароматным.

Мы разработали маршрут, мы с вечера собрали сумки, приобрели на сайте единый проездной билет на транспорт. И, встав пораньше, отправились в путь. Барселона лежит на склоне, поэтому утром мы больше часа поднимались по центральным улицам, чтобы успеть в парк Гуэль к девяти, а затем остаток дня спускались к морю и вечер встретили на набережной возле памятника Колумбу, в том самом месте, куда он вернулся из своего первого путешествия в Америку.

Ранним утром в парке еще немноголюдно, среди пальм с криками пролетают зеленые аргентинские попугайчики, город виден как на ладони — томится в мареве выцветшего неба, а на горизонте подчеркнут сверкающей полосой моря. От мягкой, обтекаемой архитектуры Гауди, от мозаики, от ароматов тропических цветов, от беззаботного шороха песчаных тропинок под ногами и птичьего звона захотелось жить, как можно дольше жить, чтобы видеть этот мир, эту красоту, этот дрожащий контур города, инопланетные башни неоконченного храма, синие этюды Пикассо, и неметь, как от удара в солнечное сплетение, от восторга и простора на крыше Барселонского собора, и безошибочно угадывать во всем Божественную волю, радость жизни и любовь.

Вы спросите меня, стоил ли один день и две ночи в Барселоне всех хлопот, перелетов и денег? И я отвечу вам: да. Этот день никогда не затеряется в книге моей жизни, и его пестрые края всегда будут выглядывать из плотных, глухих страниц, как июльский сухоцвет. Я навсегда запомню и широкий бульвар, и шумный рынок, и завтрак в тесной кофейне рядом с отелем, и свой отъезд на автобусе, который курсирует между площадью Каталонии и аэропортом, с парочкой остановок посередине.

Водитель, используя нехитрый запас английских слов, донес до моего сведения, что однодневный проездной предназначен для обычного городского транспорта, для заурядных автобусов и на его шаттл не распространяется, а потому мне необходимо оплатить проезд. «Тикет нот фор виз бас. Пэй хиа!» — отрубил водитель. Он был лыс, с чудной густой бородой, в голубой рубашке. Я расплатилась картой и села на свободное место. Буквально через несколько минут, на первой же остановке, я стала свидетелем замечательной сцены, в которой мой бородач и пассажир начали орать друг на друга без прелюдий и вступлений, орать во всю глотку, и водитель отчетливо голосил на испанском, а высокий брюнет с большим рюкзаком за спиной, поставив ногу на подножку, отвечал на чистом французском, протяжно картавил, словно полоскал горло ромашкой, и размахивал единым проездным билетом…

В последний день февраля Хелен вышла на работу и долго пыталась открыть своим ключом чужой шкафчик. Она выглядела растерянной. Я выразила соболезнование ее утрате, но коллега только махнула рукой: «Я с ним и знакома-то не была». И тут Хелен объяснила, что она сидела с внуком, и сбивчиво поведала мне о сложной системе взаимовыручки между ее соседями и родственниками, из которой выпал очень-очень старый садовник, живущий на окраине деревни, то ли свекор соседки, то ли дед няни, но все это время с внуком некому было сидеть, пока дочка ходила на работу.

Хелен говорила быстро, немного заикаясь, и я боялась потерять нить рассказа. Коллега не скрывала, что прекрасно провела с внуком время: они рисовали и гуляли с собакой, с погодой повезло. Я приготовила лекцию, я собиралась отчитать подчиненную и напомнить, что есть долг, обязанности и коллеги, которым эти недели пришлось нелегко. Но тут я вспомнила свой украденный день в Барселоне и беззаботное солнечное утро и подумала, что жизнь непростительно коротка, а мы непростительно строги и требовательны друг к другу и у каждого свой рецепт счастья… Я не стала ничего говорить.

В марте зацвели колокольчики, стало тепло и Хелен села на больничный по причине боли в колене.

_______________________

Художник Ольга Усова и писатель Виктория Янушевская

[май, 2024]