E : ELIZABETH. Сцены английской жизни в тридцати комнатах care home

От Музея: продолжение публикации глав будущего романа Виктории Янушевской «Сцены английской жизни в тридцати комнатах care home» — о графстве Оксфорд и английском Доме ухода и заботы, аналоге российского «Дома престарелых», о его удивительных пациентах и сотрудниках. По случаю 8 марта — пятая глава: «Е - Elizabeth». В этой же  главе мы представляем нового молодого художника Музея — Светлану Бундину.

Ранее опубликованные главы:
B : BARBARA
D : DIANA

Илл.: Светлана Бундина
Текст: Виктория Янушевская

E : Elizabeth

Двадцать вторая комната угловая, светлая, с двумя большими окнами. В ней всегда пахло морем. Ее улыбчивый хозяин сиял по утрам, как солнечный блик рассветного штиля. На стенах висели выгоревшие акварели, по столу всегда были рассыпаны карандаши. Пока я застилала кровать, Питер обычно трогал их cлепо, катал осторожно по столу, задрав голову, словно пианист, что касается клавиш перед игрой. Он смотрел, как я прибираю комнату, поливаю цветы, складываю одежду в шкафу и, вероятно, приняв меня за горничную в отеле, хлопал по карманам брюк, затем — пиджака, осторожно откашливался:

— Извините, сколько я вам должен, не уверен, что у меня есть наличность?

— Ваша жена, Элизабет, заплатила за месяц вперед, — обычно отвечала я. Было очень важно упомянуть жену.

Питер радостно потирал руки, смеялся:

— Ах да, конечно, Лиза.

Это имя давало ему покой и уверенность, когда он был в недоумении, когда не понимал, где находится и почему вдруг один, в этой комнате, где из окон видны только верхушки вишневых деревьев и поле для крикета.

Он помнил себя с довольно раннего возраста, но все какими-то урывками: то летним вечером он бежит рысью за сладостями в маленький магазинчик, то он с братьями и сестрами стоит у ёлки, а вот он слушает по радио «Путешествие с кочевником» и отчетливо видит дом на утесе, поиск жемчуга, нападение дикой кошки. Лиза всегда была рядом: честно делила пополам жевательную резинку, осторожно трясла и прикладывала коробки к уху, пытаясь догадаться, что лежит внутри, или вечерами слушала с ним по радио «Детский час».

Еще он помнил, как мама однажды купила бананы. Питер заметил, как приятно волнуют эти цвета, говорят на неизвестном ему языке: горящее желтое пятно на голубом блюде. Он никогда прежде не видел и не пробовал бананов. Они с Лизой растянули свою связку на несколько дней и распевали слова популярной когда-то песенки: «Да! У нас нет бананов, у нас нет бананов сегодня!»

В карманах его шортиков постоянно болтались глиняные кубики: камешки Джека – игра, в которую они играли часами. Лиза так ловко собирала подброшенные в воздух кубики тыльной стороной ладони, что выиграть у нее было почти невозможно. Она бегала с ним на станцию смотреть поезда и записывать номера прибывающих паровозов в большую тетрадь, а если удача была на их стороне, то и их имена, чтобы у Питера была самая внушительная в округе коллекция и он заткнул за пояс всех задавак.

Всегда самый высокий среди сверстников, голубоглазый блондин, Питер рос добрым, щедрым, покладистым и смешливым. Лиза была полной противоположностью: невысокой брюнеткой, косолапой, хмурой, бережливой и упрямой: она напоминала небольшую этажерку – широкую и надежную. На ее круглом лице светились живые, умные глаза, словно их кто-то выдал ей в спешке, не проверив адресата.

Питер, конечно, часто уступал Лизе, играл с ней, но он же не девчонка, чтобы скакать на скакалке или прыгать в классики. Они с мальчишками гоняли на самодельных самокатах, сражались каштанами на веревках, играли на фабричных задворках. Питер был слишком маленьким, чтобы помнить бомбежки сорокового года, когда немцы разрушили Дворцовый театр, Манчестерский собор и жилые здания в центре города, но послевоенные очереди, карточки, одежда, которую он донашивал за братьями, навсегда врезались в память.

После школы он уехал в Лондон и поступил в Королевский колледж искусств. Существование счастья кажется мне сомнительным, однако Питер вспоминал эти годы как самые радостные, волнующие и счастливые. Казалось, Питер и послевоенная Британия вместе проходили курс лечения и отвлекались от переживаний яркими вспышками цвета, разнообразием форм, идей и образов. Годы вынужденной экономии, дымящихся руин, штопаных одежд, стоптанной обуви, всего темного, мрачного неизбежно сменились послевоенным модерном: временем надежды, новаторства, кричащих цветов, безумных коллажей и революционного поп-арта.

Питер влезал в долги, не спал в мастерской до рассвета, спорил до хрипоты и выпивал до беспамятства. Лиза приезжала раз в месяц с сестрой, привозила фрукты из их сада, прибирала в его каморке, одалживала денег, выслушивала его восторженные речи и смотрела его новые работы. Вечерами они гуляли по набережной, взявшись за руки. Они оба не припомнят смущенных признаний или неуверенности первых встреч, словно любовь друг к другу была у них врожденной или чем-то однажды раз и навсегда решенным. Свет фонарей отражался в темной воде Темзы, где-то играла музыка, гуляли нарядные пары: бережливая Лиза сохранила эти счастливые воспоминания на всю жизнь. По окончании колледжа они поженились.

Мастеря однажды маленькую книжку для первенца, сочиненную Лизой, Питер обнаружил талант и страсть к яркой, детальной и веселой иллюстрации. Со временем он наладил сотрудничество с ведущими издательствами Британии и неожиданно для себя и окружающих стал известным детским иллюстратором. Всегда неприметная Лиза из идеальной домохозяйки конца пятидесятых постепенно превратилась в ось их семьи, вокруг которой крутились новые контракты с издателями, закупка красок, кистей и бумаги, вызов сантехника, ипотека, школа для мальчиков, сбережения на летний отпуск, семейные праздники. Она позволила ему остаться в мире детских книг, игр и проказ, дала возможность быть рассеянным, беззаботным, таким любопытным пассажиром, со съехавшей на затылок шляпой, путешествующим налегке. В затруднительных ситуациях он обычно говорил, многозначительно подмигивая:

— Я посоветуюсь с женой: в ней, как в нашей королеве, бездна здравого смысла.

— Питер, если ты голоден, я могу проводить тебя в столовую, - предложила я.

Он любил поесть. Каждое утро ему подавали английский завтрак с яичницей и беконом, овсяную кашу и тост. Если к нему подходил кто-нибудь из дам, он вставал, здоровался и ждал, пока они присядут за стол. Мэри обычно улыбалась в ответ:

— Ты мне нравишься. Ты хороший.

Питер розовел и смеялся, польщенный.

Деменция не делает из порядочного человека подлеца и наоборот, из вежливого тихони —склочного скандалиста. Питер оставался Питером – вежливым, смешливым, добрым, но выражение крайнего недоумения редко сходило с его лица, словно что-то важное и тревожное постоянно ускользало от него, как сложные подробности сна по утру. Он все чаще бывал раздражителен, не знал, сколько ему лет, и никогда не мог найти свою комнату. Черты его личности день ото дня расплывались, как фигура тающего снеговика под солнцем, грозя однажды исчезнуть, оставив на проталине только мокрый клетчатый шарфик. Но до последней минуты он помнил имя своей жены.

Она обычно приходила к началу обеда и обязательно приносила подарок: новые носки со смешным рисунком, журнал, цветок в горшке. Каждый раз Питер восторженно приветствовал ее:

— Crikey!

Она садилась за стол напротив него, подпирала голову ладонью и смотрела, как он кушал, подавала ему салфетки, пила с ним чай. Каждый день они шли в сад, где она ему читала газеты. Если погода не располагала к прогулкам, супруги сидели в гостиной на диванчике и слушали джаз. Я принесла им однажды «трехчасовой» чай и слышала, как Лиза, обнимая, спрашивала его срывающимся шёпотом:

— Ну скажи, скажи, ты меня еще любишь?

Лиза, Бетти, Элизабет – соседская девчонка, главная удача, лучшее, что случилось с обычным мальчишкой окраины Манчестера. Она любила его в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни. Питер написал «Портрет жены» для юбилейной выставки - признание в любви единственной женщине в его жизни. Вот она в закатном солнце веранды присела на краешек кресла, чтобы в любое мгновение встать, заварить чай, поправить плед или принести очки для чтения.

Я помню свою первую смену в этом отделении. Даниель попросил уложить Питера спать. Мне полагалось переодеть его в пижаму, помочь почистить зубы, умыться и лечь в постель. Я, как меня учили, спросила у Питера информированное согласие, объяснила подробно, что я собираюсь делать, приготовила полотенце, включила воду. Сонный Питер рассеяно слушал и кивал. Я стянула с него свитер, чем привела его в некоторое замешательство. Недоумение усилилось, когда я стала расстегивать одну за другой пуговицы на его рубашке. Едва я взялась за третью пуговицу, Питер перехватил мою руку, крепко прижал к груди, нахмурился и взволнованно произнес: «Не заходи слишком далеко!»

_________________

О художнике-иллюстраторе:

Светлана Бундина

Родилась 8 апреля 2004 года. Живет в Санкт-Петербурге. Училась в художественном лицее им. Б.В.Иогансона (2015 - 2020). В ноябре 2018 и в декабре 2019 участвовала в мастер-классах по программе «Основы многослойной акварельной живописи» от преподавателей Академии акварели и изящных искусств Сергея Андрияки и самого Сергея Андрияки.

[март, 2023]