I : IRIN. Сцены английской жизни в тридцати комнатах care home

От Музея: Музей продолжает публикацию избранных глав из создаваемого прямо сейчас произведения Виктории Янушевской об Оксфордской жизни в Доме ухода и заботы. Перед нами 9-ая глава, написанная в марте этого года.

Ранее опубликованные главы:
B : BARBARA
D : DIANA
E : ELIZABETH
F : FRED

Текст: Виктория Янушевская
Илл. на обл.: Светлана Бундина

I : IRIN

В начале марта задул колючий, пронзительный ветер, дождь пускался несколько раз на дню и сменялся вдруг недолгим жарким солнцем. Я не заметила, как зацвели вишни, как на голых ветвях магнолий появились первые цветки, распустились нарциссы.  Деревня утопала в белых и розовых облаках вишневых деревьев, все аллеи Дикого сада, обочины дорог, дворы и лужайки перед домами были усыпаны желтыми цветами.

Прохладными вечерами, когда ветер стихал, над домами плыл сладкий вишневый аромат вперемешку с дымком из печных труб: соседи топили камины.  Я вдруг заметила зеленые листочки сирени, услышала птичий звон, заметила, что раньше стало светать. 

Как я пропустила начало весны? Где я была? На работе. Из-за нехватки сотрудников брала дополнительные смены, которые всегда оплачивались выше. Легко находились оправдания: высокая аренда, дорогие продукты, но, скорее всего, правда была в том, что со временем этот Дом стал и моим. Я не бывала в нем одинока, я была нужна. 

Идти на работу через Дикий сад стало особым удовольствием: липовую аллею устилали цветущие нарциссы, можно было запросто столкнуться с косулей, мунтжаком или увидеть белые хвостики разбегающихся диких кроликов. На газоне перед Домом поселился неповоротливый, нарядный селезень. Его подруга высиживала яйца в кустах жасмина. Молодой отец целыми днями клянчил хлеб, крутился под ногами прохожих и спал в маленькой луже у самого входа. Его голова, как набалдашник дорогой трости, отливала на солнце изумрудом.

Постояльцы с деменцией порой путали день с ночью, и утром можно было встретить в коридоре Берту, ожидающую автобус, чтобы уехать к сыну. Как, вы не слышали про Пола Веба? Он был большой шишкой, важным человеком в Лондоне и работал в самом большом банке. Берта не спала всю ночь. Возможно, сын уже в ее комнате, а она тут автобус ждет. Берта брала свою палочку и ковыляла в комнату. Так всю ночь она бродила между коридором и комнатой. Сотрудники хором заверяли ее, что Пол недавно звонил, что он приедет утром, а ей лучше всего выспаться в своей комнате. Она презрительно щурилась:

— Какие вы двуличные. Мой Пол приедет и всех вас уволит.

В комнате Берты была только одна маленькая фотография с мужем и домашний иконостас в углу на письменном столе с изображениями сына – его акварельный портрет, карандашный рисунок, детская фотография: кудрявый малыш обнимает маму за шею. Фото повзрослевшего Пола объясняли его отсутствие с Рождества: горнолыжные курорты, пляжи, конференции, на которых мужчина с поредевшими кудрями, с бейджем на шее и микрофоном в руках вызывал смех и овации окружающих. Бывало, я помогала ей принять душ и в самый последний момент замечала зажатый в ладошке снимок Пола. Берта ни за что не хотела расстаться с ним, так и мылась старая безумная мама с фотографией сына, несущегося по снежному склону на лыжах.

Айрин, напротив, ложилась спать после ужина, просыпалась рано и в семь утра уже завтракала хлопьями с холодным молоком. Я любила приходить минут за двадцать до начала смены, Айрин уже сидела в гостиной, кутаясь в свой клетчатый плед, и радостно приветствовала каждого входящего:

— О! Доброе утро! Где ты пропадала? Давненько тебя не видала.

— Доброе утро, Айрин. Мы же виделись вчера.

— Правда? Впрочем, не важно.

Обычно, если она была в хорошем настроении, я делала ей чай и мы болтали. Если Айрин плохо себя чувствовала, то она звала маму, жаловалась на шум в столовой, раздражалась по пустякам и перебивала говорящих: «Заткнитесь уже наконец-то и прислушаетесь к  Иисусу!».

Айрин не любила мужчин и жалела всех, кому не повезло стать шотландцем:

— Ты только посмотри на него, — Айрин указала на Джека. — Он так жалок. Все мужчины ужасно жалки.

Сонный Джек в пижаме и одном носке дремал в кресле. Лили несколько раз за ночь укладывала его спать, но он просыпался и начинал бродить по отделению. Джек неожиданно открыл глаза, улыбнулся и помахал нам рукой. Айрин хмыкнула и повела костлявым плечом:

— Впрочем, они могут быть милыми и смешными.

— Да, иногда они балуют нас, дарят нам цветы и подарки, — заметила я.

— О да! Они могут быть очень… м-м-м… полезными, — живо откликнулась скупая старушка.

Длинное худое лицо Арин обрамлял белоснежный пушок, под которым просвечивал череп, как полый цветонос у облетающего одуванчика. Она была высокой, худой старухой — никогда не горбилась, держалась прямо и с вызовом. Ее безмолвная родня, такая же породистая и поджарая, как стайка гончих, изредка вбегала в отделение, толпилась около получаса в крохотной комнате вокруг кровати, даже не присев, и так же спешно покидала Дом.

Девятнадцатая комната была похожа на национальный музей Шотландии — с акварелями холмов и замков, портретами мужчин в клетчатых юбках, книгами Роберта Бернса, гербариями чертополоха, цветными буклетами пляжей Шотландии, пейзажей Шотландии, озер Шотландии и энциклопедией тартанов. Айрин никогда не забывала, что она шотландка, и прежде чем в очередной раз отказаться от приема таблеток, выкрикивала, подаваясь всем килем вперед, пугая молоденькую медсестру:

— Мы шотландцы, мы никогда… — дальше шло неразборчивое, Айрин отодвигала от себя бумажную розетку с таблетками и порой не принимала медикаменты несколько дней к ряду.

Так же пламенно она отказывалась от душа, от напитков или от смены подгузника. Она шла проторенной тропой, используя патриотизм как орудие манипуляции.

Берта и Айрин часто ссорились. Их старались рассаживать за разные столы во время обеда. Берта обычно жалобно спрашивала дорогу в аэропорт, допытывалась, где находится автобусная остановка, подробно объясняла, что собирается уехать к сыну: «Это очень срочно, понимаете?» Айрин хмыкала в ответ:

— У меня для вас плохие новости, — она неторопливо оглядывала слушателей, наслаждаясь всеобщим вниманием. — Вы застряли тут навсегда!

Берта в ответ грубила, начинала плакать.

Корнель бежал спасать ситуацию и ставил диск cо старыми песнями, среди которых самой любимой была: «Путь далекий до Типперэри». Слезы еще блестели на щеках Берты, когда она уже громко подпевала: старушка помнила все слова песни. Айрин презрительно фыркала, но незаметно для себя притопывала в такт и пела знаменитый припев: ”It's a long way to Tipperary, It’s a long way to go. It’s a long way to Tipperary, To the sweetest girl I know!” Джек широко улыбался и размахивал руками: музыка оставалась магической связью со скрытыми воспоминаниями, одной ей была доступна дорога в прошлое.

Примерно раз в неделю у нас проходили выступления разных музыкантов. Концерты в домах престарелых – это отдельный, недооцененный вид искусства. 

В первых числах месяца деревенский почтальон играл на гитаре. Примерно раз в два месяца приезжала молодая пара из Оксфорда с небольшими музыкальными шоу — они пели и танцевали, читали стихи. Оба  юные, красивые, полные жизни, и просто смотреть на них, энергично отплясывающих фокстрот, было уже радостно, словно все мы: измотанные сотрудники, невыспавшиеся медсестры, пожилые постояльцы, мучимые хроническими болями, потерей памяти, недержанием мочи, — становились на короткое время частью их красоты, блеска их глаз, сияния розовой кожи без морщин. 

Мы грелись в лучах их беспечной молодости, наслаждались звонкими голосами, обретали будущее, и день становился особенным, одним из тех, после которых идешь в постель и, засыпая, силишься вспомнить, что же такого хорошего произошло сегодня.

Раз в месяц нас посещал пианист Гари, который играл на синтезаторе классические пьесы Шопена, Бетховена, Чайковского.

По праздникам приезжал Джон. Он пел комические куплеты, бил чечетку, одновременно играл на гитаре или губной гармошке, меняя дюжину нарядов, шляп и париков за вечер. Джон колесил по домам престарелых с чемоданом костюмов, огромными динамиками и цветной ширмой, за которой переодевался. Певец беспрестанно улыбался, суетился и тараторил, едва переступил порог Дома, и все время концерта пребывал в  восторженно-нервном возбуждении, словно привязанный у магазина молодой пес, наконец-то разглядевший в толпе хозяина.

Меня он чрезвычайно утомлял, его всегда было слишком много, но  постояльцам нравились смешные куплеты, их не смущал крикливый тон, им был близок незатейливый юмор, как и яркий, оперный грим — Джек, казалось, был заметен, понят и услышан зрителем в любом ряду, с любой формой деменции или степенью тугоухости. Он любил раздавать цветы дамам, надевать ковбойские шляпы старикам, исполняя американские хиты, и давать микрофон особенно активным зрителям. Однажды микрофон достался Берте, она спела последний куплет, а потом, смущенная и счастливая, долго раскланивалась под аплодисменты.

Бьюсь об заклад, что знаменитые актеры больших театров не получали и доли той благодарности, искреннего восторга, что выпадали самодеятельным коллективам от восхищенных зрителей домов престарелых. Они не видели таких счастливых глаз. Им не приходилось импровизировать и стараться заглушать пением храпящих стариков. Они не слышали возгласов в середине представления: «Я хочу писать!», не замечали резкого запаха, который сигнализировал о срочной необходимости смены подгузника.

Джон приехал к нам на Пасху,  как обычно обвешанный тюками с костюмами, техникой. Пока он устанавливал динамики и подключал микрофон, мы подвозили зрителей креслах-каталках, приводили и рассаживали, тех, кто мог ходить. Айрин выбрала место в первом ряду, почти у самого динамика, какое-то время дерзила соседям, доела шоколадное яйцо, перепачкав все лицо, и вскоре благополучно уснула. Постояльцы и их родственники расселись в гостиной полукругом.

Джон определенно был в ударе. Он зашел с козырей: переодетый в Элвиса Пресли с резиновым париком и в широченных клешах Джон томительно провыл пару песен. После чего он скрылся за ширмой и через несколько секунд появился в черном смокинге и котелке, отбил чечетку, а затем лихо нацепил бабочку и спел «Последний вальс» Хампердинка.

Мы с коллегами разносили зрителям чай, фрукты и печенье. Питер и Элизабет сидели у самого входа и смеялись, как дети, Салли держала за руку внучку; Глэдис, не выносившая шум, накидала печенье в корзинку ходунков и скрылась в своей комнате; Берта подпевала и размахивала бумажным флажком, который ей выдал Джон; Маргарет с сыном и невесткой расположились во втором ряду. 

Джон в тот пасхальный вечер был особенно суетлив, непрерывно менял костюмы, натужно смеялся и, кажется, устал сам от себя. Порой из под рыжего парика выглядывал черный, края накладной бороды вдруг отклеились в самый ответственный момент песни, от волнения ли, от усталости, но Джон пустил такого петуха, что Айрин вздрогнула и проснулась. 

Музыка стихла. Айрин, обычно, бросала реплики редко, но по делу. Она сжала губки, прищурилась, энергично подалась вперед и в наступившей тишине раздалось:

— Вам, кажется, пора домой!

Никакая английская вежливость, никакое чувство такта и манеры не смогли остановить раздавшийся хохот: видимо Джон успел всех утомить. Сын Маргарет утирал слезы, Элизабет всхлипывала от смеха, уткнувшись в плечо Питера, Корнель закрыл лицо руками, сотрудники поспешили с аплодисментами. Я выкатила коляску с Айрин из гостиной. Старушка выспалась и набралась сил: 

— Избавьтесь от меня как можно скорее! Поторопитесь! С меня довольно! — скандировала она.

Через неделю Айрин исполнилось девяносто восемь лет. Перед сном она обычно просила принести ей чай и немного виски с медом. Она достигла того счастливого возраста, когда можно было говорить и делать, что душе угодно.

Айрин ушла тихо, во сне. Сухая и плоская, как забытый между страниц гербарий, без слез и агонии, она просто выпала из книги бытия — не исчезла, а перешла из одной формы в другую. Возможно, она стала приливом на северном побережье Шотландии, дождем с порывами ветра в Эдинбурге или терпким запахом цветущего вереска.

[написано: март, 2023
первая публикация: май, 2023]

События

05.03.2024
C 28 февраля по 10 марта в Большом зале Санкт-Петербургского Союза Художников на Большой Морской проходит выставка иллюстраций книг для детей и юношества.
28.12.2023
Двенадцатый дайджест Музея - собрание лекций, семинаров, статьей и других материалов: деятельность Музея за четвертый квартал 2023 года.
17.11.2023
10 детских брендовых детских издательств России — на X-й Шанхайской международной книжной выставке детских книг!
13.11.2023
Футуристы, конструктивизм, искусство плаката начала XX века и эксперименты со шрифтами и типографикой — программа лекций в ЦГПБ Маяковского от звезд петербургской студии шрифтового дизайна TypeType 18 ноября — 15 декабря, 2023 год.
27.10.2023
Друзья Музея Книжной галактики «Музей уникальных вещиц» приобрели в подарок галактике музея «Лошадиная сила» невероятно красивую печатную машинку! С 27 октября — в экспозиции музея, кодовая фраза для друзей и меценатов: «Образцовая Ундервуд».
Следите за новостями проекта в разделе
Следите за новостями проекта в разделе "Книжная галактика. - Дипломатия"!